Элеонора Дузе
Шрифт:
Я здесь, чтобы набраться сил, чтобы собрать всю свою волю, что¬
бы подготовить себя к путешествию: через несколько недель из Фран¬
ции я отправлюсь в Ныо-Йорк.
* Дузе вспоминает здесь, как Д’ Аннунцио упал из окна. Когда ее об этом
известили, она находилась с труппой в Триесте; между двумя спектаклями
она пыталась хоть на миг увидеть его, сохраняя строжайшее инкогнито
(прим. автора).
Я здесь, потому
Италию. Вернуться в Италию и этой же зимой, как бродячая собака,
слоняться по итальянским театрам — увы, нет,— не могу больше так.
Слишком жестокий урок я получила в прошлом году.
И уж лучше уехать, пе оглядываясь.
Каждое утро, каждый вечер я молю судьбу позволить мне выпол¬
нить то, что я должна еще сделать.
Я подписала контракт на гастроли в Северной Америке, на работу
в течение десяти недель.
Надо, чтобы я не свалилась до конца срока. Ну, там видно будет,
ведь наше искусство чуть ли не распродается на рынке, чуть ли не
разыгрывается в карты людьми, которые наживаются на нас, говоря
при этом, что творят произведения искусства.
Какая тоска с ними разговаривать.
Часто, сын мой, мысленно сопровождаю своего сына и желаю ему
всего доброго!
Элеонора» *.
После трех спектаклей, данных в Вене, 24 сентября она отплыла
на пароходе за океан. В Нью-Йорке ее встретили как королеву — дви¬
жение на улицах огромного города замерло, пропуская ее автомобиль,
направлявшийся в отель «Маджестик» в сопровождении почетного
эскорта конных полицейских.
На первом спектакле — шла «Женщина с моря» — огромный зал
«Метрополитен» 200 был переполнен. Дузе, вся прозрачпая, сияющая
в ореоле своей серебряной седины, вызвала сначала некоторую расте¬
рянность у публики. Но через несколько минут весь зал был покорен
ею. Сбор от этого спектакля составил 30 000 долларов и возрастал с
каждым новым спектаклем (гастроли шли в зале «Сенчёри»). Однако
Дузе за каждый спектакль получала всего 6 ООО лир (из которых еще
расплачивалась с труппой) — сумму ничтожную, особенно если
учесть непрерывно растущую в Америке дороговизну жизни. Подпи¬
санный ею контракт включал такие условия, которые обеспечивали
труппе вознаграждение даже в том случае, если бы Дузе умерла по
дороге в Америку.
19 ноября 1923 года гастролировавший в это время в Нью-Йорке
Московский Художественный театр показал в честь Элеоноры Дузе
свой спектакль «Братья Карамазовы». На следующий день
О. JI. Книппер-Чехова посетила Дузе, о чем рассказала в своем
ме, посланном 21 ноября труппе МХАТ201. «Элеонора Дузе,— писала
Книппер-Чехова,—просила меня передать всем участникам вчераш¬
него спектакля «Карамазовых» свой привет, русский поклон (причем
поклонилась, трогая пол рукой) и благодарность за чудесный вечер.
Она взволнованно говорила о Достоевском, который душу человече¬
скую опускает на дно, поднимает на небо и ищет бога в аду... Боль¬
шое впечатление произвел на нее кошмар Ивана и чистая страсть
Мити и Грушеньки в сцене «Мокрое». Говорила взволнованно о серь¬
езности нашего театра, скорбела, что сама не может играть с такой
труппой. Хвалила за репертуар, за то, что нет у нас театральных пьес,
таких обычных в любом европейском театре, за то, что нет у нас па¬
рижского жанра. Просила передать Константину Сергеевичу и всей
труппе, что, если бы позволило здоровье, она сидела бы каждый ве¬
чер у нас, что вчерашний вечер научил ее многому и она сегодня си¬
дит с Достоевским и перебирает и вспоминает...».
В декабре 1923 года истек срок ее контракта с Морисом Гестом.
Она не заработала денег, но зато приобрела уверенность в своих си¬
лах. Подписав контракт с другим импрессарио, Дузе взяла на себя
обязательство совершить турне по Америке. Вскоре она отправилась
в последнее в своей жизни путешествие, в города Чикаго, Филадель¬
фию, Сан-Франциско, Гавану. Закончив гастроли в Гаване, она сно¬
ва вернулась в Калифорнию — Лос-Анджелес, Сан-Франциско, затем
играла в Детройте, Кливленде.
5 апреля 1924 года, приехав вечером на спектакль в Питтсбург,
один из самых бедных и мрачных городов Америки, она, из-за фа¬
тальной ошибки шофера, оказалась у театра ЪшшкохМ рано. Двери
были еще заперты, шел проливной дождь. Она почувствовала себя
плохо, но все равно играла. Заключительные слова пьесы Марко Пра¬
га «Закрытая дверь»: «Одна, одна» — были последними словами, ска¬
занными ею на сцене. На следующий день она слегла. «Сейчас я не
боюсь умереть, только не оставляйте меня умирать вдали от Ита¬
лии»,— молила она. В пасхальный понедельник 21 апреля 1924 года,
проснувшись в час ночи, она взволнованно спросила, не рассветает ли.
«Надо ехать»,— проговорила она и велела открыть окна. В темную
комнату ворвался ледяной ветер гшттсбургской ночи.
На лице ее смерть запечатлела бесконечный покой...
По указанию правительства тело великой актрисы привезли в