Элеонора
Шрифт:
Не успел упасть первый грузин, как его место занял другой и грозно надвинулся на лезгина. Но непобедимый Аслан-Гирей сразил его еще стремительней, чем первого.
Борьба продолжалась, и вот наконец погиб последний из двенадцати юношей, давших клятву Элеоноре… Лезгины заликовали, возгордились. Они громко славили своего предводителя.
Хелтубнели стоял
Вся краска сошла с лица Элеоноры – сердце девушки было покорено отвагой Аслан-Гирея, но гордость ее не сдавалась, не могла уступить победы лезгину.
Но как же быть?… Людей знатного рода больше нет, и значит, Аслан-Гирей – победитель.
Она огляделась по сторонам и вдруг заметила Кречиашвили, который, схватившись за кинжал и сжав зубы, с ненавистью глядел на победителя-лезгина.
– Кречиашвили! – обратилась к нему Элеонора, – я стану женой того, кто поднесет мне голову Аслан-Гирея.
Кречиашвили взглянул на нее, дрожь прошла по его лицу, – бледный и безмолвный, выбежал он на арену.
Аслан-Гирей ждал новых противников. Он приблизился к Кречиашвили и спросил его:
– А тебе что нужно?
– Хочу отомстить за кровь братьев моих.
– Может быть, ты хочешь завладеть Элеонорой? – с насмешкой посмотрел на него лезгин.
– И то, и другое! – злобно сказал Кречиашвили.
– Мстить за кровь братьев ты вправе, но Элеонору я тебе не уступлю!
– Посмотрим! – воскликнул Кречиашвили и кинулся к Аслан-Гирею.
Сойдясь, оба схватили друг друга за правые руки, и оба кинжала застыли в воздухе. Долго стояли они так, меряясь силой. У обоих от напряжения исказились лица, вздулись жилы на кистях рук. Смерть сверкала в их гневных взглядах. Нельзя было предрешить, кто останется победителем. Все затаили дыхание, не сводя с них глаз.
Вдруг они сдвинулись с места. Кречиашвили дал подножку лезгину. Тот упал грудью на собственный кинжал и распростерся на земле бездыханный.
Раздались гневные возгласы лезгин, и радостно-облегченно вздохнули грузины.
Лезгины в
Победоносные грузины с радостными песнями проводили Кречиашвили в крепость.
Все приветствовали его, все восхваляли его победу. Даже скорбь о погибших была забыта в этот час ликования.
Но сам Кречиашвили шел с низко опущенной головой и лицо его было скорбно. Странное чувство владело им. Его единственной мечтой была Элеонора, он сегодня достиг недостижимого, и все же на сердце его не было радости.
Когда вступили в ворота крепости, навстречу вышла Элеонора, бледная, но неизменно прекрасная. Она остановилась перед Кречиашвили и подняла руку.
– Я дала обет богу стать женой того человека, который убьет Аслан-Гирея… Возьми меня!
Кречиашвили взглянул на нее с тоской и снова молча опустил глаза.
Все глядели на него с изумлением. Элеонора вспыхнула.
– Кречиашвили! – воскликнула она. – Ты, должно быть, не расслышал моих слов!..
Он снял шапку, вытер пот со лба и тяжело вздохнул.
– Я все расслышал, но отказываюсь от тебя! – твердо сказал он, выпрямившись и подняв голову.
Наступила напряженная тишина. Кречиашвили обвел всех суровым взглядом, и раздались слова судьи:
– Элеонора! – сказал он, – женщина, которая принесла в жертву своей гордости столько жизней, не достойна стать женой грузина!.. Я несчастен тем, что люблю тебя, знаю, что сам выношу себе приговор, но стать твоим мужем я не могу!
Он спокойно повернулся, народ расступился перед ним. Элеонора устремилась за ним и упала перед ним на колени.
– Прочь!.. Не прикасайся! – с ужасом вскрикнул он и быстро пошел к воротам. Но вдруг остановился, повернулся, взглянул на Элеонору и воскликнул с невыразимой болью:
– Ты отвратительна, но я все-таки люблю тебя!.. Люблю и не могу жить без тебя!..
Сверкнуло лезвие кинжала и рассекло сердце Кречиашвили.