Эльфийская трилогия
Шрифт:
Кеман решил взять торговлю на себя и заняться этим, как только появится время, то есть когда они доберутся до Цитадели.
Молодому дракону уже теперь не терпелось взяться за дело. Он буквально ощущал, как время уходит безвозвратно. Ему казалось, что он только-только вступает в скачку, которая началась без него.
Быть может, так оно и есть.
Но это неважно. Лучше поздно, чем никогда. У них нет выбора. Надо просто приложить все усилия и выиграть.
С точки зрения Кемана, рассвет наступил чересчур быстро. Несмотря
— Недельки этак три...
Кеман вежливо отказался от завтрака и отправился на площадку, которую Дирик велел очистить от скота, чтобы драконы не'напугал и животных. Быки и так уже были встревожены после вчерашнего. Кеману сказали, что они едва не разбежались в панике. Остановить их удалось только благодаря тому, что все Воины были неподалеку от стада. Разумеется, Джамал этого предвидеть не мог — и все же это была единственная полезная вещь, которую он сделал за вчерашний день.
Кеман думал, что вокруг площадки соберется толпа зевак, но поблизости не было ни души. И отнюдь не оттого, что Железный Народ был непривычен вставать на рассвете.
«Боятся. Ну что ж, я их понимаю».
Пожалуй, оно и к лучшему. Кеман собирался сменить облик не спеша, а это всегда было не слишком-то приятным зрелищем для двуногих. Ему случалось видеть, как кое-кто из друзей Шаны делался бледно-зеленым. Иногда их даже выворачивало наизнанку.
Драконов почти никогда не тошнит — разве что когда они тяжело больны. Так что Кеман до сих пор удивлялся, до чего легко люди расстаются с тем, что они недавно съели. Ужасно нерационально!
Сменив облик, Кеман принялся медленно разминать мышцы, как учила его мать Алара. Перед долгим, утомительным полетом всегда надо разминаться. А этот полет обещал быть очень утомительным. Ведь, кроме Шаны и Меро, ему придется тащить еще и тюки с тяжелыми железными украшениями. Кала всю ночь собирала их у женщин, которые соглашались расстаться со своими браслетами и ожерельями. Каламадеа тоже понесет тюки с железом, но ему придется везти на себе Лоррина с Реной, а они оба куда легче, и к тому же Каламадеа гораздо сильнее Кемана.
Жалко, что никто так и не научился переносить Вовне не только массу своего тела, как делают драконы, когда превращаются в двуногих, но и любую другую массу тоже. Наверно, это вообще невозможно. А жаль. Очень бы пригодилось.
Встающее солнце позолотило степь. С юга задул легкий ветерок. Тень дракона придвинулась к шатрам, слившись с их тенями. Кеман несколько раз потянул каждую лапу по отдельности, чтобы мышцы разогрелись и сделались эластичнее. Потом начал потягиваться всем телом. Тут появились люди из Железного Народа, которые принесли тюки с украшениями и припасы на дорогу. Кеман наблюдал за ними краешком глаза, стараясь не хихикать. Смешные они, эти люди! Они осторожно подбирались к площадке, одним глазом глядя на дракона, другим — себе под ноги. Люди старались выглядеть уверенными и небрежными, но выходило неубедительно. Каждый старался поскорее бросить свой мешок
Остальные путешественники прибыли одновременно с тюками. Каламадеа, которому не пришлось драться накануне, быстро сменил облик и предстал перед ними в своем истинном обличье Отца-Дракона. Он был огромен, в два с лишним раза больше Кемана, а ведь и сам Кеман был достаточно велик, чтобы без труда нести одного двуногого всадника. Сколько лет Отцу-Дракону — не знала даже Алара. Каламадеа еще застал первое открытие Врат. Он явился сюда с родины драконов, где было куда больше опасностей, чем тут.
«Мы сделались толстыми и ленивыми, — размышлял Кеман, глядя, как огромные крылья Каламадеа ловят утренний ветерок. — Если бы те древние драконы могли видеть, как мы прячемся в своих Логовах от самых обычных двуногих, они бы небось со смеху поумирали! Ведь им самим угрожали существа столь опасные, что они даже врывались в Логова и пожирали их жителей!»
Каламадеа, должно быть, прочел его мысли.
«Ничего, Кеман, эльфийские лорды, если как следует разозлятся, могут быть ничуть не менее опасны, чем те твари, от которых в свое время бежал наш народ, — сказал он негромко, чтобы никто не подслушал. — Так что не стоит презирать тех, кто желает спрятаться. В конце концов, мы ведь именно за этим сюда и переселились. Чтобы спрятаться. В сущности, мы просто удрали».
— Ну да, может быть.
Кеман был готов думать о чем угодно, только бы не о Доре. Он еще с самого пробуждения твердо решил не надеяться, что она, может быть, все-таки придет. И очень старался не испытывать боли и разочарования.
Увы, он давно успел убедиться, что чувства отнюдь не всегда повинуются благим намерениям. Вся его решимость была не в силах избавить Кемана от разочарования и... и чувства утраты. Солнце поднималось все выше, а Дора так и не пришла... Кеман не был уверен, что у него болит именно сердце, но что-то внутри глухо ныло.
Он терпеливо ждал, пока остальные надевали сбрую на него и Каламадеа.
Вам это не понравится, — предупредила Шана Лоррина и его сестру, показывая, как устроена сбруя. Кеман чувствовал, что Шана напряжена до предела, и подозревал, что она болтает именно затем, чтобы немного успокоиться. Бедная Шана! Ее тревожит не только угроза нападения. Им грозит еще и бунт в рядах волшебников. А ведь именно разлад и раздоры погубили волшебников во времена первой войны. Оставалось лишь надеяться, что история не повторится.
Каламадеа с Кеманом вы не слушайте, — говорила Шана. — Их в полете не тошнит. Иначе как же они могли бы летать, если бы их начинало тошнить каждый раз, как они поднимаются в воздух? Но в этом-то вся закавыка. Для того чтобы взлететь, дракон сперва подпрыгивает в воздух. Вы когда-ни-будь брали верхом высокий барьер? Вот это примерно то же самое, только гораздо хуже.
— Значит, если не пристегнуться, мы свалимся, — рассудительно заметил Лоррин. Он повернулся и заглянул в глаза Кеману.