Эльфийская трилогия
Шрифт:
Лоррин позволил толпе малость побушевать, чтобы Каэллах как следует напугался, а потом немного усилил свой голос при помощи магии и перекрыл гул толпы.
— Друзья! — пророкотал он. — Пожалуйста, тише!
От удивления все на миг смолкли, и в этой тишине послышался один-единственный голос — это был голос Алары, приемной матери Шаны.
— Шана, похоже, возражения направлены против перемен вообще, — сказала Алара. Ну наконец-то хоть кто-то говорит спокойно и рассудительно! — А эти перемены действительно в большинстве своем исходят от тебя. Так что ты можешь сказать по поводу возражений?
— Я думаю, что, если вы не изменитесь, — очень медленно произнесла Шана, подбирая каждое слово столь
Вот теперь воцарилась мертвая тишина — даже шуршание ветерка в листве и то казалось оглушительно громким. Эта тишина взывала об объяснении, и Шана, сама того не желая, продолжила.
— Они не менялись с тех самых пор, как завоевали эти края — а может, даже и дольше, — произнесла Шана. — Эльфы уверены, что они — законные владыки вселенной и что все, что они желают, думают или делают, — совершенно правильно. И плевать, что жизнь не раз уже показывала, что они ошибаются. Если вы перестанете изменяться, то закостенеете, и первый же удар судьбы сломает вас.
Она обвела взглядом лица друзей, потом взглянула на людей; их глаза сейчас горели обидой на всех волшебников — даже на нее.
— Изменения означают, что мы не можем сидеть в Цитадели и воображать себя высшими существами лишь на том основании, что некоторые вещи нам удаются лучше, чем другим. Неужели вы не понимаете? — Шана на мгновение замялась. —
Мы нужны друг другу. Ну да, я могу при помощи магии выследить овцу в холмах и перенести ее сюда. Но я понятия не имею, где добывать глину и как сделать из нее кружку. А если я хочу пить, мне нужна кружка, и тот, кто умеет ее делать, в этот момент выше меня. Неужели вы не понимаете? — с мольбой произнесла она. — Я никогда не хотела быть вожаком, но... я не знаю, может, Каламадеа прав, и эта хаменлеаи вправду действует. Я просто вижу, что все мы нуждаемся в переменах и все мы нуждаемся друг в друге — если, конечно, мы хотим выжить. И, может быть, если они хоть чуть-чуть научатся меняться, мы будем нуждаться даже в них...
И Шана, не в силах выразить свои чувства словами, беспомощно показала на Каэллаха и его приятелей; ведь в головоломке, что складывалась у нее в сознании, всякий занимал свое, неповторимое место.
Но хотя многие и озадачились, очевидно, Шане удалось хотя бы отчасти объяснить свои взгляды. Обида и гнев утихли, и хотя многие недовольно скривились при мысли, что Каэллаха и ему подобных нужно считать частью народа, кажется, эту мысль тоже восприняли.
А потом случилось такое, чего Шана и не ожидала...
— Нелегкое это дело для старика — все эти перемены, — грустно произнес один из приятелей Каэллаха. — Ох, нелегкое, девочка. Вот так вот проживаешь жизнь, а потом вдруг все летит вверх тормашками, и...
Он глубоко вздохнул и, шаркая, пересек пространство, отделявшее друзей Каэллаха от прочих присутствующих. Потом он поднял взгляд на Шану, и у него вырвался тяжелый вздох.
— Я терпеть не могу все эти неудобства и предпочел бы, чтобы их не было, — произнес он, и в голосе его недовольство смешивалось с покорностью, — но я лучше уж буду с тобой, чем против тебя. Только не требуй слишком многого от несчастного усталого старика, ладно?
Шана соскочила с полена и протянула ему руку. Старик пожал ее, и это стало началом конца. Остальные сторонники Каэллаха стали по одному — по двое подходить к Шане. Впрочем, многие постарались просто затеряться в толпе и не стали открыто поддерживать ее. Но неважно. Каэллаха-то они бросили. Даже если они не до конца согласны с ней, даже если они и дальше будут ворчать и спорить, они бросили своего вожака и признали, хотя бы теоретически, необходимость перемен.
И этого довольно. Пока что довольно
Глава 21
Рена уселась на ковер рядом с Меро. Стены шатра Дирика были закатаны и подвязаны примерно на высоте колен; занавески из редкотканого льяного полотна не давали насекомым залетать внутрь, но пропускали ветерок. Настал час обеда. Еда теперь сделалась разнообразнее за счет овощей — их покупали у торговцев или выменивали у Народа Зерна, успевшего уже развести огороды, — и за счет трав, измененных Реной. Теперь, когда из Цитадели прибыла первая партия железных слитков, обедать в обществе Дирика и Калы стало особенно приятно. Звезда Дирика снова стояла в зените, и пожилой жрец перестал хмуриться. Кала радовалась не меньше супруга, но выражала это более открыто. В конце концов, теперь у Железного Народа было все, что нужно, — металл, хорошие пастбища и вода. И даже потомки их древних союзников, Народ Зерна поселился поблизости и занялся земледелием, которым не могли или просто не стали бы заниматься Железные Люди.
Рена с Меро тоже не остались внакладе. Поскольку они представляли здесь волшебников, всякий кузнец стремился выведать, что им известно насчет перспектив добычи железа — а многие пытались разузнать, нельзя ли с их помощью продвинуться вперед в очереди на покупку железа из следующей партии. Кланы торговцев несколько расстроились, обнаружив, что утратили монополию на поставку железа, но быстро с этим смирились, особенно после того, как женщины Железного Народа принялись экспериментировать с огранкой кристаллов «дурацкого золота» и изготавливать кабошоны из других минералов с высоким содержанием железа, доставленных все теми же торговцами. И из того, и из другого получались очень красивые «драгоценные камни»; особенно хороши были вставки из «железного масла» — в ажурном кружеве железных украшений эти камни, напоминающие капли черной жидкости, смотрелись просто изумительно. Так что теперь у женщин стало больше сырья для ювелирного дела, чем когда бы то ни было, и новые материалы вызвали у них такой взлет творческой фантазии, что даже мужчины принялись ходить кругами и прикидывать, как бы подольститься к супруге, или матери, или сестре, или подруге, чтобы те сделали что-нибудь в новой технике и для них тоже. Дирик уже щеголял новенькими кожаными наручами с железными накладками, разукрашенными «железным маслом», — подарком Калы. А Кала тем временем трудилась над таким же ошейником.
И Рена решила, что теперь самое время позаботиться об исполнении кое-каких своих планов.
Кала принесла тарелки с лепешками, жареным мясом и тонко нарезанными овощами и мисочки со сметаной. Теперь Железный Народ мог наслаждаться одним из своих излюбленных блюд: на лепешку укладывались полоски пряного мяса и овощи, все это обильно поливалось сметаной, и лепешки сворачивались в трубочку. Рена с Меро полюбили его не меньше хозяев, и едва Кала поставила тарелки на ковер, как Меро тут же свернул себе такую трубочку.
— Дирик, а вам вправду так уж сильно нужно держать у себя этих двух эльфийских лордов? Мне кажется, они не вполне здоровы, — спросила Рена, когда Дирик потянулся за лепешкой.
Дирик даже не приостановился.
— Ну, вообще-то с них в последнее время нету никакой пользы, — признал жрец, укладывая на лепешку тонко нарезанные стручки кукуна и травы, которым Рена придала новый вкус и аромат, поверх них — полоски мяса, и уже поверх всего этого — сметану. — Мы перестали заставлять их давать представления — из уважения к вам, но я так подозреваю, что они уже и не стали бы ничего показывать, даже если бы им надавали тумаков. Я, по правде говоря, подозреваю, что они сходят с ума. Их хозяину едва-едва удается их накормить и напоить. Они ничегошеньки не делают, только сидят и пялятся в одну точку.