Эльфийская трилогия
Шрифт:
И потому она разговаривала с пленными и следила за физическими процессами, протекающими у них в мозгу, на том глубинном уровне, с которым она работала, превращая растения во что-нибудь вкусное и ароматное — ну или хотя бы съедобное. Когда Меро «видел» воспоминание, которое нужно было стереть — это происходило, когда оно всплывало в сознании кого-то из эльфов, — он подавал знак Рене. Рена к этому моменту знала, какой физический участок мозга отвечает за него, и потому могла его изменить. И постепенно начала этим заниматься. Она осторожно разрушала связи, создающие это воспоминание, а потом окончательно изглаживала его из памяти при помощи легчайших ударов, куда более
Девушка также надеялась, что сможет удалять воспоминания последовательно, но, увы, оказалось, что это невозможно. Память — странная штука. Цепочки воспоминаний настолько прихотливы, что невозможно понять, по какому принципу они соединяются друг с другом — зачастую между начальным и конечным пунктом такой цепочки нет ничего общего.
Но одно было бесспорно: чем больше она стирала, тем нормальнее становился Кельян, и даже состояние Хальдора начало улучшаться.
По мере того как эльфы приходили в себя, их воспоминания делались все отчетливее, и их легче стало отслеживать — а значит, и удалять. Рена продвигалась вперед семимильными шагами, и вскоре эльфы сделались такими же бодрыми и живыми, какими были к моменту своего пленения. С одной стороны, это было хорошо: ведь оставлять их где-нибудь без сознания, если бы Хальдор по-прежнему пребывал в ступоре, было бы форменным убийством. С другой же, это породило новые проблемы.
Чем больше эльфы возвращались в прошлое, тем меньше у них оставалось воспоминаний, твердящих, что всякое сопротивление бесполезно, а побег невозможен. Но Рена при помощи зелий, подмешиваемых в еду, иллюзий и разговоров наедине смогла внушить им, что и она сама, и ее беседы — не более чем занимательный сон. Они даже не удивлялись, отчего этот сон повторяется раз за разом, поскольку Рена в конце каждой беседы уничтожала все воспоминания о ней.
— Но что же нам с ними делать? — с отчаянием вопросила Рена у Меро через три дня после начала экспериментов, когда Хальдор сообщил, что намеревается назавтра предпринять попытку к бегству. Девушка плюхнулась на траву рядом с Меро, сидевшим у их шатра, и они оба уставились в небо, усеянное звездами. Рене захотелось взять Меро за руку — и она тут же обнаружила, что рука юноши уже тянется ей навстречу. Его прикосновение успокаивало и утешало Рену. — Рано или поздно они действительно попытаются бежать, и с этим будет столько хлопот!
— Значит, надо покамест постоянно держать их одурманенными, — сказал Меро, легонько сжав ее руку. — Нам надо придумать, как создать им новое прошлое, а я пока что этого не понял.
Над лагерем взошла луна, такая яркая, что в ее свете можно было бы читать. Меро покачал головой.
— Просто ума не приложу, что делать. Иллюзии? Но для внушения иллюзии требуется столько же времени, сколько это событие занимало бы в реальности. Я, пожалуй, мог бы впихнуть новые воспоминания на место старых, но создать их в одиночку...
— А их обязательно создавать в одиночку? — перебила его Рена. — Что, если потрудиться над ними вместе?
Девушку охватило возбуждение. Кажется, она нашла выход!
— Нам вовсе не обязательно создавать все воспоминания самим! Мы можем попросить помощи у Каламадеа и Алары! И у Шаны с Зедом, и у других волшебников!
Меро снова покачал головой.
— Даже не знаю... — с сомнением протянул он. — А не получится ли в результате из этих воспоминаний жуткая каша?
— Так нам же только лучше, если там будет каша! — возразила
Пусть они думают, что их большую часть времени держали под воздействием зелий или заклинаний — но чем больше мы запутаем их, тем больше они запутают старых лордов!
— А чем больше запутаются старые лорды, тем сильнее они встревожатся! Теперь я понял! — Неожиданно Меро расхохотался и крепко обнял девушку. — Ты права, Рена! Ты совершенно права! Я постараюсь связаться с Шаной и все ей объяснить. Посмотрим, сможет ли она поучаствовать. Я буду продолжать попытки, пока не дотянусь до нее.
— А я буду и дальше стирать их воспоминания, до того самого момента, как они попали в плен! — радостно отозвалась Рена. Теперь она окончательно уверилась, что план сработает именно так, как она и надеялась.
Через несколько дней прибыли драконы — но тихо, без помпы, в облике волшебников. Рена никогда прежде не видела Алару в таком виде: приемная мать Шаны выбрала для себя облик крепко сбитой женщины неопределенного возраста, с высокими скулами и темными волосами. Каламадеа, конечно же, явился в том облике, который был уже знаком Железному Народу. Когда драконы на заре вошли в лагерь, Дирик и другие вожди племени встретили их радушно — хотя чувствовалось, что Железные Люди не забыли того случая, когда Каламадеа предстал перед ними в своем истинном виде — в виде огромного, иссиня-черного дракона.
— Мы пришли, чтобы унести гостей, причиняющих вам неудобства, — весело сказал Отец-Дракон. Он просто-таки лучился радостью, как будто ему предстояло невесть какое удовольствие. Ну и что, что в последний раз его здесь видели драконом? Подумаешь! Каламадеа вел себя так естественно и непринужденно, выглядел таким безобидным, что всякому, кто смотрел в эти невинные зеленые глаза, окруженные сеточкой морщин, как-то трудно было соединить в своем сознании его и того грозного дракона. Отец-Дракон в совершенстве сжился с ролью чудаковатого пожилого полукровки — и вскоре Дирик уже болтал с ним, словно со старым приятелем. Ну, а глядя на Дирика, постепенно расслабились и остальные.
— А что вы сделали с Мире? — спросил в конце концов Каламадеа.
— Отдали ее на попечение Народу Зерна. Они ни капельки ей не доверяют, потому что я рассказал им, что она чуть не выдала всех нас, а заодно и своих собственных сородичей демонам. — У Дирика сделался такой довольный вид, что Рена, не выдержав, улыбнулась. В конце концов, это ведь правда! Ну, в некотором смысле... — Они отправляют ее работать в поле и не кормят, если она не хочет работать. В общем, она быстро усвоила, что, когда ей что-то говорят, проще послушаться.
— Как я вижу, вы не боитесь, что она убежит? — поинтересовалась Алара. В голосе ее прозвучала боль: все-таки речь шла о ее ребенке... Но Дирик неправильно истолковал ее чувства.
— О, ничуть, леди! Захочет бежать — пускай себе бежит! Она не настолько ценная помощница, чтобы нам жалко было ее потерять. А снять ошейник, удерживающий ее в облике рабыни демонов, она не может. Так что пойти к демонам она никак не сможет. А мы все — наш народ, волшебники, Народ Зерна и торговцы, — все знаем про ее предательство, и никто не станет помогать ей снять ошейник. — Железный Жрец улыбнулся. — Если она решит, что бродить по степи в одиночку, безо всякой помощи лучше, чем оставаться с Народом Зерна, который дает ей кров и пищу, — ну, пусть наслаждается свободой.