Эльфийский бык 2
Шрифт:
Здесь камень иной.
Он темен, сплетён из всех оттенков зелени. Он создаёт узоры, и в узорах этих каждый видит своё. Когда-то они с Таськой играли, высматривая каждая свою картину. Её не только надо было увидеть, но и суметь показать. А где играли… какая разница.
Не пугало.
Как могут испугать статуи?
Даже такие вот… живые…
— Это… что? — голос Сашки садится.
— Это… наверное, это можно назвать семейной усыпальницей. Или частью её… уцелевшей, — Маруся осматривается. — Когда-то… когда… они уходили,
Неправильно называть статуи телами, но и нужного слова Маруся не могла.
— Здесь оставляли… долго. А потом построили новое поместье. И решили, что нужно обустроить нормальную усыпальницу, чтоб не хуже других.
Наверное, тогда и появилось желание, стать, как все… занять подобающее место и всё такое. Или нет?
— Ну а потом случилась война.
И усыпальница исчезла.
Вместе с особняком и памятью рода. Кто и как решил уйти отсюда? Хотя… Маруся в чём-то понимает. Сложно жить, зная, что тебя ждёт в конечном-то итоге.
— Поэтому и уцелели лишь те, кто… в последние… столетия. Вот там мой прапрадед… Миробор Вельяминов. Он был героем той самой войны с Наполеоном. И земли восстанавливал. Ушёл вниз в тысяча восемьсот пятьдесят третьем… а окончательно — спустя десять лет. Его сын… а это мой прадед…
У каменных мертвецов живые лица.
И не страшные. Нисколько.
Главное, сколько ни всматривайся, ни обречённости, ни страха. Покой. Уверенность… и даже радость.
— И мама… видишь? — Маруся остановилась рядом с женщиной, на которую совсем не была похожа. Она честно сравнивала себя с фотографиями. И с этим вот лицом, родным каждой чертой и всё-таки чужим… — Свет жизни ещё не погас.
Она коснулась огонька, который дрожал, бился под полупрозрачной каменной оболочкой.
— Значит, она ещё может… вернуться… в теории. Если захочет, — последнее слово далось с трудом. — Я прихожу сюда… разговаривать.
— И я, — сказала Таська.
— Мы рассказываем, что случилось. Как день прошёл и… и в целом.
Огонёк полыхнул, разрастаясь. И было время, когда в каждой вспышке Марусе чудилась надежда. Шанс, что всё образуется.
Мама сумеет.
Выберется оттуда, где бы она ни находилась…
— Мама Вася никогда не оставалась так надолго… — произнесла Таська. — И лицо у неё… тоже стало меняться… быстро. Слишком быстро.
А значит, времени осталось не так и много.
— Когда… она станет более… каменной чем живой… — каждое слово приходится вымучивать. — Купель позовёт меня… камень не может менять силу. А значит… значит, скоро и моя очередь.
Маруся обернулась.
И улыбнулась.
— Это не страшно, — сказала она с убеждённостью, потому что самой хотелось в это верить. — Просто… просто всё стало происходить куда быстрее, чем раньше. А из рода остались лишь я и Таська… и я понятия не имею, что будет потом.
— А если ты уедешь? — Иван разглядывал статуи и по лицу его сложно было понять, о чём он думает.
— Мамин отец уехал… он
— Значит, если ты отречёшься от рода… — начал было Иван. А потом сам себе ответил. — Только ты не отречёшься ведь.
Правильно.
У неё права нет.
Она ведь всё-таки Вельяминова…
— Вы… идите, — сказала Таська, потянув Бера к выходу. — Подождите нас там… на верху… может, чай сделайте. А мы тут ненадолго… поговорим… может, получится разбудить…
Вот только надежды в голосе почти не было.
Надежды…
Впрочем, почему-то когда они ушли, Маруся испытала огромное желание побежать следом. И потребовать, чтобы вернулись.
Именно потребовать.
А лучше за руку взять.
Кажется, она так и не выросла, если ей нужна чья-то рука.
— Здравствуй, мама… — сказала как-то тихо. — Знаешь… столько всего случилось, что даже и не знаю, с чего начать… хотя… знаю. Он вернулся. Наш отец. Представляешь?
И огонь там, внутри камня, полыхнул, рванул навстречу, меняя тело.
Показалось даже, что вот-вот веки дрогнут.
Раскроются…
И губы шевельнутся, выпуская воздух, а потом втягивая, заставляя больше не окаменевшие лёгкие сделать вдох…
Показалось.
— Скотина, — донеслось из соседнего зала. — Эта скотина и вправду…
— Мама Вася, — Маруся поспешно заморгала, стирая слёзы. — Мама Вася… ты вернулась…
— Чтобы прибить эту падлу!
Чайник Его императорское Величество закипятили без участия плиты, одним силовым импульсом, причём таким, что чайник подпрыгнул, выплюнув седой клубок пара, а потом раскалился докрасна.
— Имущество не порти, — сказал Иван, расставив на столе кружки.
— Я… случайно. Нервы. И нос болит. Он долго болеть будет?
— Не особо, — Бер вытащил чай и сахарницу поставил. Огляделся. — Сперва, конечно, непривычно, но со временем на такую ерунду перестаёшь обращать внимание… слушайте, мне тут к старшему надо сходить будет. А то волноваться станет…
— Сопроводить? — Император потрогал переносицу.
— Не, сам доберусь. Должен… но это попозже… что делать станем? Вань, ты с таким сталкивался?
— Угу, каждый день. После обеда…
— Серьёзно. Это ж эльфы делали…
— Не совсем, — Иван насыпал в круглый чайничек заварки. А вот кипятком её заливал уже Император, потому как только он сумел раскалённый чайник поднять, причём без плотенчика. — Эльфы участвовали, да, но… то, что касается камня, это не эльфы. С камнем они работают плохо…
— А не с камнем? Там же в этом гробу живой человек…
Иван вздохнул и признался:
— Не знаю…
— Вань? Ты ж эльф…
— Наполовину. Бер, ты ж Волотов, если я тебя попрошу объяснить, как создали эту вон… комнату… и гроб… сумеешь?