Эльфийский бык
Шрифт:
А потом он уехал.
Верочка же вдруг выросла. Как-то слишком уж быстро. И резко.
– Да… с Ванечкой она поступила очень плохо, – матушка покачала головой. – До сих пор в голове не укладывается, как она могла просто взять и бросить его! Там!
– Ты так говоришь, будто она его оставила одного посреди леса, – проворчал Кошкин.
– Формально так и получилось!
– Лес был Предвечным, мама. И оставила она его не просто на полянке, а на попечении отца…
– Господи, Паша, ну хоть ты-то… ты же видел этого отца! Его даже эльфы считают… слишком…
–
– Странным, – матушка выбирала куда более мягкие эпитеты. – И она не могла не знать… не могла не видеть… ладно, любовь, но дальше-то?! Хотя какая теперь… разница.
Наверное, никакой.
Верочка, окутанная материнской любовью и пониманием едва в них не задохнулась, а потому и сбежала из родного дома при первой же возможности. А уж что замуж, так… многие девицы туда сбегают.
Матушка даже как-то нормально новость восприняла.
Про замуж.
И отсутствие свадьбы, потому как у эльфов так не принято… потом оказалось, что свадьбы вполне себе приняты, только один конкретный эльф считает их излишеством, впрочем, как и многое иное.
Включая образование.
Ваньке было десять, когда матушка привезла его.
Верочка уже год болталась где-то в субтропиках, то ли спасая кого-то очень редкого, то ли изучая, а может, все и сразу. Связь была нестабильна, да и сестрица не горела желанием слишком уж часто общаться с семьей. Сам Кошкин тоже был занят, впрочем, как обычно.
Вот матушка и заскучала.
А со скуки и решила наведаться в тот самый лес, куда наведывалась и прежде, но ненадолго. А тут посещение затянулось, и когда матушка позвонила с требованием немедля отыскать контакты лучшего законника, который может заняться вопросами опеки, Кошкин не удивился.
Даже обрадовался.
Лучше пусть опекой занимается, а не его личной жизнью, которой матушка перед отъездом вдруг озаботилась.
Законник нашелся. Правда, оказалось, что не сильно он и нужен был, поскольку Эльдраил Третий уже достиг той степени просветления, которая позволяет ему отказаться от ненужных связей. А потому документы подписал легко.
Верочка попыталась было возмутиться матушкиным самоуправством, заподозрив в том действии покушение на личную свободу, но тут уж Кошкин нашел, что сказать.
Ему, в силу врожденной толстокожести, в принципе решение конфликтов давалось проще.
– Будешь матушке нервы трепать, – сказал он, – финансирование урежу. Содержание тоже.
Экспедиции, если так-то, дело недешевое.
Племянник… ну, до нынешнего времени его существование воспринималось, как нечто само собой разумеющееся. Да, Кошкин помнил того тощего мальчишку с какими-то несуразно огромными даже по эльфийским меркам ушами.
Взгляд настороженный.
Диковатость.
И то, как ожила вдруг матушка. Ему еще подумалось, что в конечном итоге получилось неплохо. Получалось. До недавнего времени.
А теперь вот…
Все-таки дети растут слишком уж быстро.
– Знаешь, дорогой… – матушка, допив кофе, поднялась. – Возможно, в этом что-то есть… рука судьбы, можно сказать… да и… мальчику пора учиться самостоятельности.
Кошкин
– А места там красивые… ему понравится, вот увидишь…
В этом Кошкин сомневался. Но будучи человеком до крайности благоразумным, сомнения оставил при себе.
– Только сапожки надо будет прикупить. Резиновые… а то в мое время, помнится, мне очень их не хватало…
Глава 8.
Где пред героями открывается перспектива новой жизни
«Истинная леди никогда не признает, что совершила ошибку. Отнюдь. Изобразив некоторое удивление и даже легкий восторг, она воскликнет: „Надо же, до чего интересно получилось…“»
Сапожки сорок пятого размера Ванька взял двумя пальцами и брезгливо сморщился.
– Это… зачем вообще? – спросил он.
Сапоги хорошие. Армейские. Кошкин лично со склада запросил. Не то, чтобы его волновала сухость ног одного эльфийского олуха, но если заболеет ненароком, матушка точно испереживается.
Еще и потребует домой возвернуть.
– За надом. Бабушка сказала.
Сапоги весили изрядно. Иван такого не ожидал. Они что, из свинца отлиты? Он, когда их принял из заботливых дядюшкиных рук, то едва удержать сумел.
– Бери, бери… а то лично привезет, если вдруг ненароком забудешь.
Этого Ивану точно не хотелось.
– А…
Дядя протянул бурый армейский рюкзак.
– Пайка, – сказал он. – Чтоб с голодухи не помер первое время…
Судя по немалому весу рюкзака, первое время было понятием очень растяжимым.
– С-спасибо.
– Карточка… уж извини, твои я заблокировал.
– Что?!
– Распоряжение свыше. На новой – подъемные в установленном размере, хватит, если не шиковать. А там, глядишь, и зарплата пойдет… – почему-то показалось, что дядя произнес это с насмешкой. – Так что, главное, до аванса дотянуть…
– А…
– Вещички свои сам пакуй. Тут можешь не стесняться. Машину я вам, обалдуям, хорошую взял… зверь – а не машина.
– Так у меня же ж есть… своя…
Бабушкой подаренная не так давно. Конечно, её бы уже сменить, но что-то подсказывало, что меняться стоит не с дядюшкой. Уж больно у того улыбка довольная. А Иван давно подозревал, что дядюшка его недолюбливает. То в кадетский корпус запихнуть пытался, то вовсе на военную кафедру, хотя всем известно, что эльфы – существа миролюбивые до крайности… ну, если не доводить. Иван же вовсе считал себя убежденным пацифистом.
– Свою тут оставь, – дядюшка хлопнул по плечу, и Иван едва не присел. – Поверь, от твоего… паркетника толку будет мало. Да и…
Ухмылка стала шире.
– Не потянешь ты его.
– В смысле?
– Одна заправка сожрет половину твоих подъемных, не говорю уже о замене масла и прочих… мелочах, – как-то это было с насмешкой произнесено. – Пойдем, покажу… говорю ж, не машина – зверь!
Редкой породы.
Того же темно-болотного выразительного окраса, который навевал мысли о служении родине и сражениях вовсе не с яблоневой плодожоркой.