Эликсир для мертвеца
Шрифт:
— С чего вы взяли? — заговорил Мартин. — Кто вам это сказал? Действительно, я помог советом другу моего друга бежать из тюрьмы, но чтобы после побега нападать на него, — кто может так поступить с другом?
— Вы давно в Руссильоне?
— Меньше двух месяцев.
— Кто были другие двое?
— Один Фелип. Фелип Касса, — ответил он.
— Ваш гость может знать этого человека, — неожиданно сказала Эсклармонда из своего угла.
Пленник нервозно дернулся и посмотрел туда, где свеча на столе зашипела и погасла.
—
— Сейчас, среди ночи, беспокоить его нельзя, — сказал Иаков. — Состояние его неважное.
— Скажите, Мартин, — произнес Давид, со стуком положив на стол длинный кинжал, — где этот Фелип?
— Где он сейчас, сеньор? — робко спросил Мартин.
— Да, в данную минуту. Вас схватили, другие двое бежали. Куда отправился Фелип? Вы должны знать.
Голос Давида был негромким, угрожающим, говоря, он поднял кинжал и внимательно осмотрел лезвие. Мартин вжался в кресло.
— Должно быть, в том доме, — ответил Мартин. Он говорил все быстрее и быстрее, голос его становился пронзительным. — Только не говорите ему, что сказал вам я. Где-то в северной стороне есть дом, Фелип говорил, что если попадем в беду, отправимся туда. И будем в полной безопасности. Должно быть, он отправился в тот дом.
— Как вы собирались туда добираться? — спросил Давид, подавшись вперед и глядя ему в лицо.
— Ехать верхом. Дом в нескольких милях за городом. Мы оставили лошадей со слугой на окраине Ло Партита.
— Где? — холодно спросил Давид.
— У дороги на Верне.
— Фелип получил повреждения?
— Не знаю, — ответил Мартин. — Возможно. Мы находились в темноте, было не понять, что происходит. Но когда кто-то зажег свечу, на полу была кровь. Не моя. Видимо, Фелипа.
— Хорошо. Это могло замедлить его продвижение. Теперь мой черед уходить среди ночи, — сказал Давид, сунув кинжал в ножны в голенище. — Желаю вам доброй ночи и содержательных разговоров.
Дверь в кабинет открылась и закрылась. Прозвучали его шаги по каменным плитам коридора. Потом, когда он открыл дверь, над спящим городом зазвонили колокола. Две трети ночи прошли.
Давид взял своего мула, сам оседлал его и поскакал на север галопом, словно человек, действующий очертя голову, однако, приближаясь к дороге на Верне, придержал животное. Во-первых, он не хотел предупреждать топотом намеченную жертву, у которой почти наверняка был более быстрый скакун, чем у него. Во-вторых, не совсем представлял, что делать. Помимо кинжала у него был меч под дорожным плащом, и хотя в гневе вполне мог пустить их в ход, он был не так глуп, чтобы рисковать жизнью в брачную ночь.
Дорога перед рекой Тет к северу от города была пустынной. Потом в тусклом свете луны Давид увидел впереди на мосту трех всадников. Человека без имени, Фелипа, которого
Те трое остановились и спешились, казалось, для раздраженного, но негромкого разговора. Одна черная тень, выделявшаяся в свете луны, стояла возле лошадей, одна стояла, уперев руки в бока, одна подкрепляла негромко произносимые доводы отрывистыми, резкими жестами. Давид уже подошел близко к мосту. Остановился, потом пошел вправо. Бесшумно спустился к реке, надеясь подойти настолько близко, чтобы слышать, что они говорят, и видеть не только силуэты.
Негромкое бормотание прекратилось. «Нет!» — раздался пронзительный крик, жуткий в ночной тишине, где самым громким звуком был легкий плеск воды. Давид поднял взгляд, но ничего не мог рассмотреть. Потом услышал громкий всплеск чуть выше по течению. Вгляделся в черноту под мостом, и через несколько секунд из воды всплыло что-то белое. Закружилось в сильном водовороте и прибилось к песчаной отмели у его ног.
— Скачем отсюда. Захвати его лошадь, черт возьми, — послышался голос сверху. — Я весь в крови. Быстрее.
Когда стук копыт замер вдали, Давид снял с пояса фонарь, зажег в нем свечу, поднял и посветил. Там лежал человек, который встречался с Бонафильей на площади, горло его было перерезано от уха до уха, тело покачивалось вверх-вниз в кружащейся под ним мелкой воде. В порыве, который не мог толком объяснить себе — и о котором никому не рассказывал, — Давид приставил ногу в сапоге к плечу трупа и с силой оттолкнул его в течение, на глубину.
— Прощай, Фелип, — сказал он. Задул свечу и пошел к своему мулу.
— Куда ты ездил? — спросил Иаков. — Я беспокоился.
— Надеялся догнать этого Фелипа.
— Догнал? Ты не дрался с ним, не убил его? Это могло бы навлечь на нас серьезные неприятности.
— Не волнуйся. Я не дрался с ним и тем более не убивал. У меня даже не было возможности встретиться с ним лицом к лицу. Но теперь я знаю, что он, можно сказать, покинул эту страну и больше не потревожит нас.
— Как это понять?
— Когда я подъехал к ним, друзья убеждали его совершить путешествие по реке к морю. Когда я уезжал, он был уже в пути.
— Один?
— Один-одинешенек. Теперь, пожалуй, я вернусь в постель, — сказал Давид. — В конце концов, это моя брачная ночь, хотя вряд ли кто проводил более странную.
— Пока вы не ушли, — сказала Ракель. — Мы тут составили контракт, его нужно засвидетельствовать. Можете поставить подпись? Вы и сеньор Иаков?
— Конечно, — охотно ответил Давид. — Где?
— Вот здесь, — сказала Ракель, указав под подпись Эсклармонды: «Девора, еврейка из Перпиньяна».