Эликсир смерти

Кленов Александр

– Это радует – Он поцеловал ее в щеку.

Она, освободившись от его объятий, села, подоткнув под себя одеяло. Потом стала поправлять спутавшиеся во время сна волосы. Женщина всегда остается женщиной, и, даже скрытая от посторонних глаз не забывает о своей внешности.

– С тобой, что то происходит. – Она окончила свое занятие и сидела теперь перед ним изящная и грациозная, словно породистая кошечка.

– Ты опять? Ну, хватит. Ну, я не знаю, что тебе сказать – Он откинулся на подушку. – Просто время идет. Сегодня мы уже не те, что были

вчера. Всё меняется. Всё без исключения. И все. Я понимаю, ты хотела бы, что бы я всегда оставался таким, каким был в день нашего знакомства. Но разве я против? Только вот время.

– И привыкание, ты хочешь сказать. Да нет, мой милый. Я знаю, что невозможно всю жизнь быть или казаться милым непосредственным мальчиком. Все правильно. Но, разве я сказала, что ты перестаешь мне нравиться? Нет и нет. Просто в тебе появилась, какая то обособленность, отстраненность, что ли.

– Вот как? Ох уж этот мне тонкий женский ум. Ну, ничего от него не скроешь.

– Женщина чувствует сердцем. Так, значит я права?

– В чем? В том, что я меняюсь? Конечно, меняюсь. Я же тебе говорю, ничто не стоит на месте. И мне уже все – таки под тридцать. Я становлюсь все старее, и это, как его – он стал изображать из себя какого то зловещего старца. Это получилось у него так забавно, что Юлия рассмеялась.

– Какой ты все – таки противный. С тобой невозможно говорить серьезно.

– Потому, что все серьезные люди глупы и скучны, а я, у тебя славный малый. Ведь так?

– Так, так.

– Ну вот, а ты говоришь противный. Немедленно забери свои слова назад и иди ко мне, моя девочка.

Она вновь забралась под одеяло и прильнула к нему. За разговором они и не заметили, как исчезли лунные зайчики и блики. Тени в комнате стали резче. За окном медленно занимался рассвет.

Он обнял её и с удовольствием вдохнул запах её волос.

– Ну, как дела у тебя в институте?

– Нормально. Я ведь учу. А у тех, кто учит, проблем в учебе, как правило, не возникает.

– Значит все прекрасно?

– Конечно.

– Ну, а на личном фронте?

– На каком? – Она выскользнула из его объятий и, приподнявшись, удивленно посмотрела на него. – На личном? Насколько я понимаю, мой личный фронт находится сейчас рядом со мной но почему-то задает глупые вопросы.

– Ну почему же глупые? Ведь я уже в институте не учусь, и поэтому абсолютно не в курсе того, кто там сейчас к тебе пристает.

– А, вот так вот, да? Никто не пристает ко мне. Ты доволен?

– Что, даже Ивашов? Неужели же он не воспользовался моментом?

– Ты ревнуешь?

– Да нет, зачем же. Это не ревность.

– Тогда, что?

– Просто мне действительно было бы неприятно, узнай я о том, что этот тип преследует тебя.

– Мне тоже. Но мало ли у нас других девчонок, на которых он обрушивает свое обаяние.

– Другие не в счет. Они меня не интересуют. А вот ты…

– Ты же знаешь, что я разбираюсь в людях, и таких типов со скользкими глазами на дух не переношу.

Да и с его стороны не было никаких поползновений. Ведь всем известно, что у меня есть ты.

– Как приятно это слышать, рано утром на рассвете.

– Да вы поэт, сударь. А всё-таки мне жаль, что ты ушел из института. Зачем? Я все равно понять не могу.

– Просто в один прекрасный день, я понял, что все, что я с таким прилежанием изучаю, мне не нужно. Не интересно. Я перерос все это.

– Ремонтировать чужие компьютеры не имея образования, конечно интереснее.

– Ты же знаешь, что это временно, ради куска хлеба. Я в поиске и пока еще не нашел себя. Мастерская для меня, как тихая гавань, где можно собраться с мыслями и решить, куда двигать дальше. Да к тому же мне просто нравится копаться во всех этих микросхемах. Мне интересно. А ведь это тоже, не маловажно.

– Что?

– Что ты выполняешь свою работу с довольствием. А про институт, я этого сказать не могу. Сначала все было нормально, но когда в один прекрасный день, понял, что моя будущая профессия меня не интересует то дорога в институт стала для меня дорогой на каторгу. А идти против веления своей души – самоубийство.

– Я просто помню, как ты рассказывал, с каким трудом тебе удалось поступить на факультет.

– Вот именно – с трудом. Мне бы уже тогда насторожиться. А я продолжал хоть с трудом, но учиться, и в результате бы получил то, что мне совсем не нужно. Тупик.

– Почему тупик? Почему?

– Да потому, что не нужно мне это, не хочу, не нужен мне престиж, благополучная сытость, если я уверен, что это не мое, что я сижу на чужом месте и живу чужой, а не своей жизнью. Каждый должен занимать свое место в жизни, заниматься своим, а не чужим делом, и тогда все будет хорошо. Поэтому я и ушел.

– Уйти то, ты ушел, но судя по всему ни к чему новому еще не пришел.

– Пока еще нет. Мне нравится моя нынешняя работа. Но это не то. Это временно.

– А может быть я могла бы тебе, чем ни будь помочь.

– Ты мне и помогаешь.

– Чем?

– Тем, что рядом со мной. Тем, что не позволила унынию поселиться в моем сердце. А со всем остальным я должен справиться сам.

– Ну конечно. Это только слабаки прячутся за женские юбки. А настоящие мужчины добиваются всего сами.

– Сударыня, не задевайте мое самолюбие.

– Значит вы, сударь, не желаете быть мне чем то обязанным? – Она шутливо попыталась вырваться из его объятий.

Он не отпускал её. Потом взял её руки и поочередно поднес к губам её ладони.

– Я тебе и так многим обязан. Ты занимаешь очень большое место в моей жизни.

– Мне кажется, что ты объясняешься мне в любви. – Она хотела это сказать как можно более шутливым тоном, но получилось как то смущенно и неловко. Она замолчала и посмотрела ему в глаза, и этот пристальный и молчаливый взгляд, говорил им обоим намного больше того, что можно было бы выразить даже самыми искренними и душевными словами.