Эликсир жизни
Шрифт:
Через несколько дней я получил от нее сообщение, начинающееся так: «Викентий! Вероятно Ваше письмо ко мне затерялось где-то в глубинах коварного интернета». Я ответил, что письма не было и что, при всей симпатии, сильно сомневаюсь в перспективности наших отношений. Она в ответ не написала ни строчки, но прислала две свои фотки. Я смотрел на них и думал: «Какая прекрасная женщина! И какой же я болван!». Осознав эти два факта, отправил Светлане письмо с просьбой о встрече. Она ответила, что уезжает в отпуск. Я попытался ее забыть, но ничего не выходило. Всюду мерещилась она. Оказывается, я влюбился. Это чувство помогло побороть глупую гордость, и я послал Свете фотку Смелого, сделав надпись: «Не сердись, малыш!». Светлана приняла его за волка и заявила, что волки не внушают ей доверия. Я написал горячечное письмо.
Наташа. Проклятые сантиметры
Я вел поиск по сайту знакомств, задав возрастной интервал между 30 и 37 годами. Но однажды в окошке поиска случайно вместо опции 30 щелкнул на 29, и тут мое внимание привлекла 29-летняя красавица-спортсменка. Я вглядывался в лицо, перечитывал анкету и чувствовал, что она «моя» женщина. В анкетке она писала, что ищет мужчину заметно старше. После некоторых колебаний я всё же решил не изменять своему принципу: не связываться с нимфетками, юннатками и комсомолками. И со вздохом закрыл анкету. Каково же было мое изумление, когда назавтра, активировав сайт знакомств, я попал не на главную страницу, а на ту самую анкету! Почему вдруг сама по себе она «всплыла», не понятно. Виртуальное чудо, знак свыше. Я отправил Наташе письмо. Она отреагировала радостно. Узнав, что я не из Москвы, не сделала «адью», как некоторые другие москвички, но посочувствовала, что до столицы приходится добираться целый час. Я ответил, что даром время не теряю: по дороге сочиняю афоризмы. Она прокомментировала: «Вот так Россия-матушка плодит философов!».
Я спросил Наташу, почему ей нужен мужчина заметно старше? Она пояснила это шутливо: «Жених должен быть или молодой, или укомплектованный. Хорошо, если муж старый: уже не шляется и мудрыми советами обеспечит на всю жизнь». Я в тон ей заметил: «Молодой кот, старый кот – всё равно кот». «Нет, коты меня не прельщают. Нужен надежный человек, зрелый, состоявшийся как личность и готовый к созданию семьи, где царили бы любовь и верность», – серьезно пояснила она. Я не удержался, чтобы не поиронизировать: «Если женщина ищет верного, то найдет малохольного. Мужчины ценят в женщинах самое вещественное – красоту, а женщины в мужчинах – самое эфемерное: надежность. Жениться на красивой – всё равно, что добровольно залезть на пороховую бочку, к которой со всех сторон протянуты зажженные бикфордовы шнуры». Наташа продолжала быть серьезной: «Мужчина должен относиться к женщине так, чтобы чувствовать себя мужчиной. Кто любит, тот пьет из чистого родника, а кто развлекается, тот барахтается в грязной луже».
Я стоял, опершись о стенку Мак-Дональдса. Ко входу подошла шикарная высокая блондинка. Она. Один взгляд – и Никишин был сражен наповал. Женская красота это оружие массового поражения. Я офонарел не только от ее красоты, но и от ее роста – «метр девяносто», «слава российского баскетбола». Есть женщины, у которых ноги это просто ноги, а есть женщины, у которых ножки это продолжение других достоинств. Тут были но-о-о-жки. Но зачем в анкете она написала: рост 176 см? На 1 см я бы подпрыгнул. А в ней было, как минимум, 186. Я почувствовал, что ничего у нас не выйдет: я могу смотреть на женщину восхищенно, но не могу снизу вверх.
Итак, я медленно отлип от стенки и обреченно подошел. «Очень приятно», – мягко сказала она. «И мне очень приятно», – сдержанно произнес я. Наташа оказалась на полголовы выше. Но она была прелесть. И тут дело не только в красивых чертах лица. Тут еще светилась добрая душа. Это проявлялось во всем. Смотрела тепло. Улыбалась открыто. Одета была с простым изяществом. «Зайдем?», – спросила она, указав на дверь Мак-Дональдса. «Там народу полно», – констатировал я. Она, похоже, обиделась: «Я только что с работы, очень хочу есть. Куплю сырок». Шагнула к палатке и стала в очередь. «Давайте я куплю», – предложил я. Она ответила независимо: «Я сама». Взяла сырок. Я купил себе такой же. Она быстро съела свой. Я предложил ей свой. Она мотнула головой,
Мы погуляли полчасика в районе Третьяковской. Разговор никак не клеился. Проклятые 10 см плюс каблуки! У меня было такое чувство, что я маленький мальчик, а рядом большая красивая мама; причем, как это ни печально, почти гожусь маме в отцы. Все умные и неумные слова, обычно роящиеся в моей голове, куда-то запропастились. А без слов разве можно наладить с женщиной контакт? Слова для женщин как наркотик. Вот почему болтуны и пустобрехи имеют у женщин наибольший успех. Как говорится, кто овладел словом, тот овладеет и женщиной.
Я долго тужился сказать что-нибудь путное. Наконец, чувствуя полный провал, выдавил из себя потрясающе глубокую мысль: «В хорошую погоду приятно прогуляться, а не сидеть в душном Мак-Дональдсе». И, чтобы довести высказанную чушь до логического конца, добавил: «А вкусный был сырок!». Если бы у животных была речь, они говорили бы о том, сколько чего съели и хороша ли погода; надо помнить об этом, когда собираешься заговорить. Уязвленный осознанием собственной дури, я снова замолк. Наташа посмотрела, приподняв брови, но ничего не сказала. Уверен, что она подумала: «Говорит он криво, зато молчит красиво».
А погода действительно радовала. В просветленно-необъятной синеве плыли сугробы облаков. Между ними, любопытствуя на прохожих, выглядывал солнечный диск, посылая свет и тепло в прохладу оживленных переулков. Лучи играли золотом на маковках церкви, обновленно ярких и потому словно игрушечных. Воздух шел теплыми и прохладными волнами, то согревая, то бодря. Пахло свежестью прошедшего дождя и яблочными пирогами. Вдруг начали бить колокола. Мы остановились. Звук был протяжно-переливчатый, всеохватывающий, мощный: «бум-бом-бам!» и заканчивался звонким «дин-дон-день!». В этой тревожно-успокоительной музыке, напоминающей о вечности мира и тщете бытия, слышалась острая печаль уходящего мгновения. Когда звонят колокола, невозможно не вспомнить о том, что есть такой бесценный дар – жизнь и что дар этот временный. Конечно, религия обман, но – святой обман.
Перезвон затих. Мы снова двинулись сквозь людской поток. Встречные прохожие безотчетно бросали взгляды на мою спутницу. Подошли к метро. «Викентий, Вы меня проводите?», – тихо спросила она. «Разумеется», – вежливо ответствовал я. На эскалаторе я встал на ступеньку выше Наташи и оказался с ней вровень. С сожалением подумал: «Не стоять же около любимой всю жизнь на эскалаторе или табуретке!». Эскалатор был длинный и ехал потихоньку. Мы молчали. Когда съехали вниз, моя спутница снова стала выше на полголовы. Я попытался мысленно «подпрыгнуть», но ничего не выходило. Она сказала грустно: «Викентий, наверно я зря Вас за собой потащила?». – «Наверно», – безучастным голосом ответил я. Она вздохнула: «Тогда до свидания». «До свидания», – печальным эхом отозвался я. Она села в электричку и уехала. Я отправился в противоположную сторону и, плохо соображая, куда еду и зачем, вышел где-то в центре и весь вечер бродил по вечерней Москве. Шел куда глаза глядят и вспоминал ее… Будь они неладны эти 10 см! Проклятая молодежная акселерация!
Наталия. Рубенс отдыхает
Вы не поверите, но это факт: я познакомился с эстрадной звездой, известной певицей. Не буду подробно описывать внешность, дабы не бросить тень на блеск ее имени. Наталия была не просто певичка; она была из знаменитых, к тому же, из талантливых. Помимо оперного голоса, у нее имелось в наличии прекрасное чувство юмора, причем, она не только смеялась, но и умела смешить. Чувство юмора защищает человека от тех, кто этим чувством не обладает.
Иногда ее шутки с элементами сарказма убивали наповал. Например, у нее была такая поговорка про некоторых поп-звезд: «Поп-звездою ты не станешь, пока попу не подставишь». Одной популярной вульгарной певичке с хриплым голосом Наталия сказала прямо в лицо: «Не будь ворона в восторге от своего голоса, она бы не каркала». По-видимому, Наталия все-таки мучалась творческой завистью, ибо у нее, как сказал бы Дрынов, начинался творческий климакс.