Элирм VII
Шрифт:
— Юмор, — склонил голову Диедарнис. — Защитный механизм, позволяющий скрыть неприятную правду.
— Какую?
— Ту, что в глубине души ты ощущаешь себя ничтожным. Сравниваешь себя с остальными и бесконечно задаешься вопросом: «Почему одним все, а другим ничего?». И ты завидуешь. Страшно завидуешь. Телу Германа. Харизме Гласа. Бесстрашию Локо. Но больше всего ты завидовал Эо. В тот самый день, когда в вашу башню пожаловала синекожая гостья.
— Так я этого и не скрываю! Более того, я уверен, тут даже старый маразматик признает, что Ада —
— Зависть пробуждает в сердцах самые гнусные качества, — ответил титан. — В связи с чем я хочу задать тебе вопрос: скажи, когда в Искариоте Эо понял, что его обманули и предали, ты радовался? Ощутил внутри себя этого подленького злорадствующего червячка, пританцовывающего от мысли, что не тебя одного постигла неудача?
— Не-а, — покачал головой монах. — Я, конечно, тот еще пухлый гаденыш, но не настолько.
— Странно. Ты не врешь.
Мегалодон с удивлением покосился на люк. Шагнул в сторону и задумчиво почесал затылок. Казалось, будто бы он и в самом деле не ожидал подобного исхода. Ошибся? Допустил просчет?
— Ничего странного, — ответил Мозес. — Просто ты, зубастик, либо плохо понимаешь «двадцать первых», либо никогда не имел друзей. Дружба — это работа. Особенно когда вы знаете друг друга десятки лет. Я сотню раз хотел придушить каждого из этих парней. Послать к черту, не разговаривать. Но если так делать, то в какой-то момент ты превратишься в изгоя. Следовательно, приходится терпеть этих козлов. А вместе с терпением приходит и желание, чтобы у каждого из них все было окей.
— Это не дружба. Это собачья верность, — вопреки ожиданиям Диедарнис не стал наказывать монаха за хамское обращение. — Я обязательно выбью из тебя веру в людей. Как и из тебя.
Титан оказался вблизи Германа. Прошелся вокруг него пару раз и постучал костяшками пальцев по мифриловым доспехам.
— Вот смотрю я на тебя, и знаешь, что вижу? Единственного нормального человека во всем этом террариуме. Честный. Добрый. Храбрый. Ты словно алмаз в шкатулке с гнилыми зубами. Жаль, что такие, как ты, умирают первыми. Становятся заложниками собственного альтруизма, — хозяин «подземелья» заглянул танку в глаза. — Очень скоро твоя доброта выйдет тебе боком. Это и есть твой урок. Не спасать. Не прикрывать. Дать другу умереть. Только так ты сможешь прожить долгую и счастливую жизнь. Как думаешь, услышав мое предостережение, ты сможешь отступиться от принципов? Пожертвовать другими, лишь бы спасти себя?
— Сомневаюсь, — хмыкнул тот.
— Бедный. Бедный Герман, — печально вздохнул титан. — Как мало же тебе осталось. А вот интересно, ты уже его чувствуешь? Дыхание смерти? Пустоту, необъяснимую грусть, слабое дыхание, как будто ты неосознанно пытаешься экономить воздух? Аквариус чувствовал.
Услышав последнее, Герман сильно занервничал. Слова Диедарниса сковырнули в нем то, о чем другие даже не догадывались. И для нас, как для его друзей, это не осталось незамеченным.
—
— И ЭТО ГОВОРИШЬ ТЫ??? — раздался яростный крик. — Тот, кто лишил будущего самого дорогого и близкого человека?!
Мегалодон телепортировался к Эстиру. Пару раз ударил его по лицу и посмотрел на шамана с такой жгучей ненавистью, что мне вдруг стало не по себе. Я буквально кожей почувствовал, как тот балансирует на грани между «исповедью» и убийством.
Титан держал его за грудки еще около минуты, как неожиданно успокоился. Погасил в себе гнев, а затем отпустил скомканную ткань, не переставая при этом буравить оппонента глазами.
— Балагур, весельчак, харизматичный алкаш… и лжец, — мрачно произнес он. — Да, Глас Эстир, ты хороший актер. Убедил всех вокруг, что ты в полном порядке. Правдоподобно настолько, что твои друзья даже не подозревают о том, что в глубине души ты давно мертв.
Шаман вздрогнул как при ударе током. Лицо исказилось гримасой отчаяния, а тело превратилось в оголенный нерв. Ведь он понимал, что за этим последует.
— Поразительно, — продолжил Диедарнис. — Сорок семь лет испытания, из которых тридцать девять ты шагал рука об руку с Эо и Германом, но при этом так и не раскрыл им свой главный секрет. Не покаялся. Не облегчил душу. Думаю, пришло время это сделать. Сегодня. Сейчас.
— Нет… нет… — принялся мотать головой Эстир. Так, словно отказывался верить в происходящее. — Пожалуйста… только не это…
— Да, дорогой Глас, да, — зловеще оскалился мегалодон. — Именно в этом заключается твое первое испытание. А значит, ты либо исповедуешься, либо отправишься на кладбище душ. Так и… что ты сказал ей? Девочке, умирающей от страшной болезни.
— Нет… Не надо… Прошу тебя… — друг пребывал в тихом ужасе. Чувствовал, как почва уходит у него из-под ног, и сотню раз пожалел о том, что посмел вставить реплику.
— Что ты сказал ей?! Говори! Что ты сказал своей дочери?! А?! Отвечай трусливый ублюдок!!!
— Я не знаю… Не помню…
— Не играй со мной в эти игры шаман! Я У ТЕБЯ В ГОЛОВЕ!!! — Диедарнис начал подкреплять каждую фразу хлесткой пощечиной. — Хватит врать! Хватит юлить! Говори! Что ты сказал ей?! А?! Что сказал?! Что сказал?! Что ты сказал Салли?! Обещаю, еще одна ложь, и я вышвырну тебя прямо на дно!!!
— Пускай… — пошевелил окровавленными губами тот. — Хуже все равно не будет…
— Глас, — вмешался я. — Ну ты чего? Не надо так погибать!
— Влад, ты не понимаешь, — грустно ответил Эстир. — Я пытался забыть тот чудовищный случай на протяжении сорока пяти лет. И я боюсь, что если расскажу об этом сейчас, то вы меня возненавидите. Проклянете, как я в свое время проклял бога.
— Ты поведаешь нам ту историю. Причем сделаешь это максимально подробно, — молвил титан. — А если нет, то все твои друзья умрут. Будут искупать грехи за тебя. Решай.
— Проклятье…