Элис. Навсегда
Шрифт:
– Спасибо за кофе, но мне лучше вернуться к работе, – добавляю я и поворачиваюсь к монитору компьютера.
Больше этим утром Мэри ко мне не подходит, и меня отвлекают лишь рутинные события – доставка почты, появление официантки с чайной тележкой и, наконец, Оливер, который притаскивается на работу около одиннадцати часов небритый, помятый и, готова поспорить, во вчерашней одежде. Мэри, по своему обыкновению, опускает очки на кончик носа, окидывает его холодным взглядом, однако молчит. За своим столом он успевает пробыть ровно двадцать минут, причем все это время разговаривает с кем-то по телефону: очень тихо, но оживленно, постоянно хихикая. А затем его навещает Саша из отдела
Я спускаюсь в сандвич-бар, покупаю багет с пармской ветчиной и ем на рабочем месте, листая свежий номер «Гардиан». Рядом со мной снова останавливается Мэри и кладет передо мной папку с неопубликованной рукописью. Это новый роман Суниля Ранджана.
– Тебе это интересно? – спрашивает она.
Я отвечаю, что читала два или три его ранних произведения.
– Вот и хорошо, – говорит Мэри. – Тогда сможешь написать шестьсот слов к следующему четвергу? Я собиралась поручить это Оливеру, но… Ты же сама все понимаешь.
Я издаю сдержанный вздох, она треплет меня по плечу и удаляется.
«Занятно, – думаю я, берясь за свой сандвич. – Очень занятно!»
– Вот, значит, как! – сияет улыбкой моя мама.
Она сидит очень прямо в кресле, туго обтянутом холстяным чехлом с застежками на пуговицах позади спинки, держа в одной руке чашку с чаем, а второй оправляя подол юбки, и старается выглядеть раскованно. Я успела пробыть у нее в доме десять минут, но мы уже исчерпали такие темы, как моя поездка сюда, жуткие пробки в районе Ипсвича и погода.
– Как там Лондон? Шумит по-прежнему?
Подобно большинству вопросов, которые задает моя матушка, на этот требуется дать строго определенный заранее ответ, и она воспримет его без интереса. Разговоры с ней редко принимают неожиданный оборот. Она вообще приходит в ужас при мысли о любых неожиданностях, и всю свою жизнь строит так, чтобы всячески их избегать.
– Да, шумит, как всегда, – отвечаю я, прихлебывая чай.
Мы смотрим на ряды кустов, виднеющихся по другую сторону двери внутреннего двора. Мама считает себя большой любительницей зеленых насаждений, что сводится в основном к тому, что она выписывает журналы по садоводству и раз в год летом нанимает работника, чтобы подстричь траву на лужайке. Этого разнорабочего она гордо именует своим садовником. Остальное ложится на плечи отца: он роет компостные ямы, подрезает и прививает деревья, сажает зелень, – но все делается под ее тщательным контролем.
Садик у них обустроен с большим вкусом. В нем очень мало пестрых пятен и ароматов. Мама считает большинство цветов вульгарными, а вульгарности она боится больше, чем громилы с ножом, который может напасть на нее в темном переулке. Зато здесь присутствует множество растений с приятной текстурой ветвей и листьев, которые образуют радующие глаз формы. Но в это время года, да еще в сгустившейся тьме, достоинства сада разглядеть невозможно.
– Твой папочка вернется с минуты на минуту, – сообщает мама, откусывая крохотный кусочек бисквита и смахивая с подола невидимую крошку. В дальнем конце дома заходится в лае собака.
– Как поживает ваш пес? – интересуюсь я.
Это собака по кличке Марго, полученной в честь известной балерины. Она из породы джек-рассел-терьеров, но невероятно толстая и плохо воспитанная. Мои родители всегда держали собак, но с появлением Марго у них уже не оставалось ни энергии, ни времени, чтобы как следует заняться дрессировкой. Поэтому при появлении в доме гостей Марго теперь неизменно сажают на цепь в беседке, делая узницей, как первую жену
4
Персонаж романа Ш. Бронте «Джейн Эйр».
– Неплохо для такой неуклюжей старушки, – отвечает мама, проводя пальцем по отглаженной до остроты ножа складке на юбке.
– Может, мне выгулять ее позже вечером? – предлагаю я, что делаю всегда. – Ей, вероятно, это будет на пользу. Пройдусь с ней по общественному парку до водохранилища, как считаешь?
– Не уверена, что это хорошая идея, – говорит мама, и это тоже ожидаемый ответ, будто я предложила совершить нечто неосторожное и необдуманное. – Бедняжка Марго теперь очень быстро выбивается из сил.
Но мне-то прекрасно известно, почему Марго никогда не выводят на долгие прогулки, и дело здесь вовсе не в ее преклонных летах, в нежелании быть послушной даже на поводке или в чем-либо подобном. Просто моя мать чувствует себя в своей тарелке, только находясь на собственной территории. Теперь даже краткие отлучки из дома (вроде поездок к морю с детьми Эстер или походов в гости к Пирсонам после Рождества) нервируют ее. Хотя сама она в этом не признается. Всегда находится причина, почему мать не может куда-то отправиться или вынуждена вернуться пораньше, и обычно она пользуется как предлогом срочными хлопотами по хозяйству. «Мне нужно начистить и поставить вариться целую гору картошки, – говорит она с грустной улыбкой мученицы. – Буду ждать вас дома».
Я допиваю чай и как только ставлю чашку на блюдце, мама вскакивает из кресла, забирает со стола чайную посуду, блюдо с бисквитами, тонкую пачку салфеток и уносит в кухню. Мне слышно, как она сначала споласкивает все под краном, а потом вставляет в посудомоечную машину, причем всегда в одном и том же порядке.
– Почему бы тебе пока не подняться и не разложить вещи в своей комнате, Фрэнсис? – доносится из кухни ее бодрый голос, перекрывающий шум воды в кране.
Я беру сумку и поднимаюсь по лестнице. Мои родители живут на краю прелестной деревни в комфортабельном доме на три спальни, построенном в семидесятые годы: кембриджский кирпич, белое крашеное дерево, отделанные сосновыми панелями стены в столовой, дымчатое стекло двери в ванную. От фасада открывается вид на муниципальный центр и общественный парк, где расположена автобусная остановка и покрашенный в розовый цвет паб. Иногда там можно наблюдать, как местные жители пытаются играть в крикет. Если же смотреть с заднего крыльца поверх сада, то видны поля рапса и капусты, как и уродливые опоры линии электропередачи, которая тянется до соседнего графства. В целом пейзаж с этой стороны скучный и ничем не примечательный.
К моему приезду мамочка постаралась навести в моей старой комнате красоту, словно это могло отвлечь меня от мерзкого скрипа пружин кровати, который я ненавидела еще ученицей начальной школы. Здесь все напоминает театральную декорацию, чтобы каждая мелочь отражала изящный стиль жизни в доме.
К основной подушке на постели приставлены две декоративные подушечки. Гостевой кусочек мыла в обертке лежит поверх фланелевой тряпочки для умывания. В стенном шкафу приготовлены три подбитые по краям сатином вешалки для одежды. На журнальном столике рядом с кипой старых номеров журналов «Домашний очаг» и «Дом и сад» установлен поднос со всем необходимым для приготовления чая – небольшой электрический чайничек, пакетики с сахаром и заваркой, – такое ощущение, будто меня поселили в знаменитом восточном крыле Белого дома, откуда до кухни полмили.