Елисейские Поля
Шрифт:
– Я провожу ее по саду и приду пешком. Ведь два шага до дому.
– Спокойной ночи. – Кромуэль потряс ему руку. – До завтра. И не забудьте за ночь, что мы друзья.
– Конечно не забуду. Спокойной ночи.
Автомобиль тронулся.
– Еще пять минут, – просил Кромуэль. – Ну до того дома, видите. А потом до трамвая.
Лиза устало и счастливо соглашалась. Так они ездили, пока не рассвело. Лиза вздохнула:
– Как грустно прощаться. Но я совсем сплю. Спокойной ночи, Кром.
Она открыла калитку и вошла в сад. Длинная черная тень
– Кто там? – испуганно крикнула Лиза.
– Это я, я.
– Вы? Кролик! Что вы тут делаете?
– Я жду. – Кролик сел на скамью. – Я жду Наталию Владимировну.
– Но она теперь, должно быть, поет в Шато-Баск. Поезжайте туда.
– Мне нельзя.
– Почему?
– Она запретила. Посиди со мной, Лизочка.
Лиза села рядом с ним:
– Вам не холодно, Кроличек?
– Конечно холодно. Но пусть, пусть. Простужусь, схвачу воспаление легких, умру, и ей стыдно будет.
Лиза тихо засмеялась:
– Вы не Кролик, а институтка.
Но он не слушал.
– Нет, и стыдно ей не будет. Бесстыжая она. Бесстыжая, жестокая, подлая. Да, подлая. Как она меня измучила. – Он вдруг всхлипнул. – Подлая. Она там с любовником, с Борисом этим. А я тут жду. Ах, Лизочка, если бы ты знала. – Он громко заплакал, беспомощно вздрагивая.
– Ну, Кроличек, Кроличек, не надо.
Он положил голову на ее плечо, все еще всхлипывая.
Лиза смотрела на его круглое, обвисшее, жалкое лицо. Она знала: ей следовало обидеться за мать. Но он был такой бедный. Он плакал, а Наташа сейчас поет, все слушают ее, любуются ею. Он тут, а она далеко.
Лиза обняла его за шею.
– Не надо плакать, – уговаривала она, гладя его редкие волосы, – мой маленький, кругленький, беленький Кроличек. Мой красивый, мой удивительный Кролик.
– Подлая она, подлая, – всхлипывал он.
Лиза вытерла ему щеки своей кружевной юбкой, носового платка, как всегда, не оказалось в кармане. Он постепенно успокаивался. Теперь он только вздыхал жалобно. Голова его тяжело лежала на Лизином плече.
– Кроличек, я хочу спать. И вам тоже пора.
– Нет, нет, – вдруг быстро заговорил он. – Она не подлая, нет. Она чудная, она добрая, она благородная. Она все смеет. Она гордая. Она царица Савская. Ей молиться надо. Молиться. – Он выпрямился, тараща круглые, заплаканные, шалые глаза. – Она святая. Да, святая. Люби ее, Лиза. Чти ее. Я недостоин ее. Разве я смею ее осуждать? Хочется ей любовника иметь, и пусть.
Лизе стало скучно.
– Кроличек, идите домой.
– Домой? Хорошо. – Он встал и, не прощаясь, быстро, как шар, покатился по дорожке.
– Ничего не говори ей, – крикнул он, открывая калитку, и покатился дальше.
Лиза взглянула на качающийся легкий месяц, на верхушки сосен, глубоко вздохнула, не то от усталости, не то от грусти, и вошла в дом.
«Спать, скорее спать. Уже, наверное, шесть, а Коля еще у Одэт».
Она разделась, легла. В открытое окно тянуло сыростью. Шум деревьев смешивался с глухим шумом океана.
Лиза положила голову на
– Кромуэль, – прошептала она и улыбнулась, засыпая.
Дверь открылась. Кто-то вошел в сон. В сон и в спальную.
Лиза подняла веки и уставилась на него светлыми отсутствующими глазами.
– Ты не спишь? – спросил неизвестно чей, но очень знакомый голос.
Лиза хотела ответить, но не было сил.
– Что ты так на меня смотришь? Не знаешь, кто я такой?
– Знаю, – прошептала Лиза, сонно шевеля губами.
– Кто же я?.. Андрей?
– Нет. Ты другой.
Сон тяжело давил на лоб, и ничего нельзя было понять.
– Кто же я? Кто? Скажи.
Лиза подняла голову, медленно соображая что-то.
– Ты Николай Николаевич Кофейник, – с трудом проговорила она.
– Кофейник? Прекрасно. Теперь моя фамилия Кофейник. И твоя тоже. Здравствуйте, Елизавета Николаевна Кофейник. – Николай сильно потряс ее руку.
Лиза еще шире открыла глаза. Николай наклонился над ней:
– Проснись, Кофейник.
Какой Кофейник? Что ему нужно от нее? Отчего он смеется?
Лиза протерла глаза. Теперь она совсем очнулась.
– Перестань, Коля. Чему ты?
Но Николай продолжал смеяться:
– Счастье твое, что ты живешь не в Средние века. Тебя бы непременно сожгли на костре как ведьму. И правильно сделали бы, ведьма зеленоглазая.
– Я ведьма, а ты кофейник. – Она приподнялась и села. – Жили были брат и сестра, кофейник и ведьма. Вот однажды говорит кофейник ведьме: вскипяти меня, – начала она рассказывать и вдруг громко рассмеялась. – Ты прав, я ведьма. Посмотри, какое у меня родимое пятно. – Она расстегнула ночную рубашку. Под нежной, детской, едва округленной грудью темнело треугольное коричневое пятно. – Видишь, у ведьм, говорят, всегда отметины были. – Она снова легла и натянула одеяло. – А ты где так долго пропадал?
Николай пожал плечами:
– Одэт не отпускала. Надоело.
– Она влюблена в тебя. И понятно. Ты такой хорошенький.
– Это тебе кажется оттого, что я похож на тебя.
– Нет, не оттого. Я влюбилась бы в тебя, если бы ты не был моим братом.
– Ну конечно, ты во всех влюбляешься. Давно ли по Андрею умирала, а теперь этот Кромуэль.
Лиза покраснела:
– Ты ничего не понимаешь.
– Что уж тут понимать! Влюбилась в англичанина.
Лиза трясла головой:
– Нет, нет. Я люблю Андрея. А Кромуэль… Он красивый, веселый. У него автомобиль. Он мне нравится. Но… – Она прижала руки к груди. – Ах, я не умею тебе объяснить.
Николай насмешливо улыбнулся:
– Да ты не волнуйся. Мне-то что? Влюбляйся в кого хочешь. Уже шесть часов. Я иду спать – и тебе советую.
Он вышел из комнаты и закрыл за собою дверь.
5
Лиза почувствовала что-то холодное на шее и с криком открыла глаза:
– Что? Что такое?