Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

Барнс Маргарет Кэмпбелл

Ричард никогда раньше не отличался бестактностью, и обе дамы понимали, что это сравнение было отнюдь не в пользу Анны. Елизавета заметила, как вздернулись брови камеристок. При других обстоятельствах ее бы восхитило изумительное творение их рук, но сейчас ей было не по себе при мысли, что, если она оденется так же, как королева, среди придворных неизбежно пойдут отвратительные сплетни, и что еще более неприятно, это может вызвать недовольство Анны. Увидев, что предпраздничная суета, примерка, болтовня портных утомили королеву, Елизавета мягко

уговорила ее прилечь.

— Мадам, сама я этого не добивалась, — твердо сказала она, когда они остались наедине.

— Конечно, нет, — согласилась Анна. — Разве я уже не говорила тебе, что, если я хорошо знаю человека, я склонна доверять его словам, а не домыслам других?

Королева порывисто схватила подругу за руку и взволнованно посмотрела ей в лицо.

— Я знаю, что в последнее время бываю слишком раздражительна, — добавила она. — Но что бы ни случилось и что бы ни говорили люди, ты всегда должна об этом помнить, Бесс.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Прошло время. Елизавета стояла в комнате королевы в Вестминстерском дворце и любовалась из окна зеленеющим садом.

— Уже скоро все опять расцветет, — сказала она, чтобы подбодрить Анну.

Но королева оставалась грустной.

— Я не доживу до лета, — еле слышно прошептала она. — Разве врачи не говорят, что у меня та же неизлечимая болезнь, от которой умерли и моя сестра, и сын? А теперь еще Ричард говорит, что не приходит ко мне в спальню, поскольку боится заразиться. Но я не верю ему. Должна быть какая-то другая причина.

Впервые в жизни Анна позволила себе усомниться в словах Ричарда. «О Боже, надеюсь, она не считает, что причина эта — я!» — думала Елизавета.

— Почему он старается устроить брак твоих сестер и ничего не предпринимает в отношении тебя? — неожиданно спросила Анна, ворочаясь в постели и вздыхая.

— Наверное, он думает, что мой брак важнее, — предположила Елизавета, подойдя к кровати с чашей розовой воды.

— Потому что ты — настоящая королева Англии? — ехидно спросила Анна.

Елизавета ничего не ответила и лишь осторожно вытерла ей лоб.

— Вероятно, когда я умру, он женится на тебе, — продолжала Анна.

— Но он мой дядя, — холодно возразила Елизавета.

— Можно получить разрешение у Папы Римского. Так уже кое-кто поступал, например, одна испанская герцогиня и члены австрийской королевской семьи.

— Наверное. Но при условии, что мы оба этого хотим. Браки заключаются между двумя людьми, — сказала Елизавета. — Дорогая тетя, если существует на свете вещь, в которой ты можешь быть полностью уверена, так это — любовь Ричарда к тебе.

И тут слезы покатились по лицу Анны.

— О Бесс, прости меня! — произнесла она всхлипывая. — Просто после смерти нашего сына все пошло вкривь и вкось. Я сама не знаю, что говорю.

Наконец Анна забылась сном, а Елизавета села у окна и погрузилась в невеселые раздумья. Так ли уж нелепы предположения королевы? И разве ее собственные догадки —

лишь плод воображения? Наверное, все уже заметили, что в последнее время Ричард стал относиться к ней совсем иначе. Положение Елизаветы при дворе изменилось, и ей стали доступны многие удовольствия. Она не отказывалась от них, и чисто по-человечески это можно было понять, хотя ее мучила совесть, так как ей казалось, что, соглашаясь участвовать в дворцовой жизни, она предает своих братьев. Но сейчас она попыталась разобраться в себе. Действительно ли ей приятно, что Ричард выделяет ее, может быть, она чувствует в этом особую прелесть? Какую-то радость — неестественную, постыдную, подлую? А если Анна права?

И частенько по вечерам после ужина, когда больная Анна лежала в постели, а в большом зале раздавались чудные звуки музыки с верхней галереи, где располагался маленький оркестр, Ричард подходил к Елизавете. В такие минуты он был ослепителен. Копия ее брата, только старше, — нервический, живой, остроумный, понимающий все с полуслова, говорящий на одном с ней языке естественно и выразительно, как свойственно людям их породы. Собеседник, которого ей так не хватало.

Ниточки жизни, связывающие Анну с этим миром, становились все тоньше, она часто звала к себе Елизавету и Ричарда, и это волей-неволей еще сильнее сближало их…

В разгар весеннего цветения Анна, как и предсказывала, умерла, и ее смерть повергла в скорбь их обоих. Предстояло пережить нелегкие дни похорон и присутствовать при обряде погребения в Вестминстерском аббатстве; но даже сейчас Елизавета догадалась, что придворные вспомнили ее рождественский наряд, точь-в-точь походивший на наряд королевы, и шепотом говорили друг другу, глядя на изменившееся лицо Ричарда, что его слезы — последняя порция вранья, которой он потчует королеву, провожая ее на небеса.

Елизавета всем сердцем мечтала покинуть дворец. Но ей некуда было бежать. Она была в руках Ричарда. Фигурально, конечно, но еще немного — и это могло приобрести буквальный смысл.

— Думаю, ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, поскольку до сих пор считаешь, что я убил твоих братьев, — зло усмехнулся он; его раздражало, что, танцуя с ним, она старательно увертывается от его объятий.

— Тогда покажите мне их! — смело потребовала она, плавно преодолев прежнюю робость перед ним.

— Но причина-то не в этом, Бесс, — сказал он, пропустив мимо ушей ее реплику и понизив голос, чтобы другие танцующие не услышали их разговор. — Просто тебя пугает то, что ты чувствуешь, когда я прикасаюсь к тебе.

У нее предательски вспыхнули щеки, а он смеялся и лукаво глядел на нее, то сжимая, то отпуская ее руки, как того требовали замысловатые танцевальные па. Она заметила своеобразную красоту его зеленых глаз, усеянных коричневыми крапинками, и хотя ему явно недоставало элегантной грациозности ее отца, танцевал он отменно, потому что был человеком самолюбивым и старался ни в чем не уступать другим.