Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров
Шрифт:
Королева замолчала — она поняла свою ошибку. Сейчас она не то чтобы боялась Ланкастеров — ее душу точило смутное недоверие к ним, о котором она, конечно, не решалась сказать вслух. Не смогла она сказать этим хорошо настроенным к ее сыну людям, что понимает: если бы предложение о лучниках исходило не от Вудвиллей, то и они не стали бы возражать.
В этот момент заговорил мэр Лондона. Он поддержал Гастингса, человека, который много сделал для развития торговли в Лондоне.
— Пусть милорд Риверс привезет короля, и я буду отвечать за прием, который окажут горожане нашему милому Эдуарду, — прямо заявил он.
— Но я боюсь,
— Итак, мы обо всем договорились, — заключил архиепископ Йоркский.
Двадцать усталых мужчин проворчали о своем согласии. Воля женщины не смогла пробить барьеры их длительного недоверия и ревности к ней.
«Они все такие умные. Но, Господи, пусть они поймут, что в этот раз она абсолютно права!» — молилась принцесса, которую никто из них, казалось, вообще не заметил в тени, у окна.
Когда Елизавета открыла глаза, они увидела, что мать встала. Она перестала разыгрывать жесткую женщину.
— Милорды, если я в прошлом вмешивалась в некоторые дела или старалась чересчур продвинуть членов своего семейства, прошу вас забыть об этом, — произнесла она. — В том, что вы сказали, много мудрости, но иногда у женщины бывают предчувствия, превосходящие мудрость. Я…
В какое-то мгновение она чуть не высказала им полную правду, но имя человека, которому она не доверяла, было настолько выше подозрений, что она не могла назвать его, и поэтому произнесла совершенно иные слова.
— У меня есть Главная Печать, — закончила она, поднимая символ власти, лежавший на столе перед нею. — Мой сын еще не достиг совершеннолетия, и от его имени я могу отдавать приказания. Я еще раз прошу вас, милорды, вызвать верных ему лучников!
Несколько секунд казалось, что Совет, поверив в ее искренность, может согласиться. Но Стенли заговорил, стремясь упредить этот момент, он даже не особенно старался выбирать выражения. А потом Гастингс вышел вперед, чтобы отдать другой приказ перед поднятой Печатью.
— Мадам, вы позволяете вашим женским предрассудкам возобладать над здравым смыслом, — без обиняков заявил он. — Вы же не считаете на самом деле, что я или кто-то из нас может нарушить нашу присягу королю, которого мы любили и которому верно служили? Или не обеспечить безопасность его сыну?
Королева могла не знать, что в отсутствие герцога Глостера никто не смог бы спорить с ней… Но и в его отсутствие ее попытка взять власть в свои руки явно не удалась. Всеобщее несогласие с ней быстро обратило ее надменность и властность в жалость к себе. Увы, в ее жилах текла королевская кровь, которая могла бы помочь ей настоять на своем…
— Итак, Совет не поддержал мои просьбы, — заявила она. — Я молю Бога, чтобы никто из присутствующих не дожил до того времени, когда он вынужден будет пожалеть об этом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дождь стучал в украшенные витражами окна гостиной настоятеля Вестминстерского аббатства. Время от времени большая капля срывалась с дымохода высоко под потолком и с меланхоличным звоном падала на ветки, украшавшие гостиную в честь Праздника весны. Высокие свечи мигали от дуновения
Елизавете было нестерпимо видеть мать сидящую здесь на полу, такую отчаявшуюся. Почти так же нестерпимо было смотреть на великолепный гроб отца, — правда, отца она любила гораздо больше.
— Бесс, ты помнишь, как мы веселились на Майский день, когда скрывались в церкви прошлый раз? — спросила Сесиль, рассеянно срывая с веток пожухшие листочки. Пятнадцатилетняя Сесиль происходящие здесь события воспринимала болезненно, почти так же, как тот факт, что дядя Глостер посадил дядю Риверса и их сводного брата Грея в тюрьму в замке Понтефрект.
— Мы в любом случае не могли бы справлять Майский праздник, потому что умер наш отец, — напомнил ей Ричард. Он взглянул на них, оторвавшись от книги, которую читал, лежа на животе рядом с королевой.
— Все спокойно в монастыре! Все спокойно в монастыре! — повторяла маленькая розовощекая Кэтрин, танцуя вокруг негоревшего очага и поддерживая широкие юбочки. Для нее и для восьмилетней Энн все перемены в жизни казались просто новой игрой.
Только Елизавета понимала, что ее мать так убивается не по поводу безопасности своих дочерей и не из-за собственного покоя, а из-за того, что Эдуард находится в руках Глостера.
Каждый раз, когда Ричард пытался вскочить и присоединиться к игре младших сестер, рука королевы-матери тянулась к нему и ласкала, не отпуская от себя.
— Пока я держу их в разных местах, они оба в безопасности, — не единожды повторяла она.
Ее искусная стратегия была ответом на все плохие новости. Безумно волнуясь по поводу судьбы своего брата и сына Грея, она ночью подняла всех детей от второго брака с постелей и умолила аббата предоставить им пристанище. Он, бедняга, не считал возможным, чтобы они делили помещение с жуликами, которые скрывались в церкви от возмездия, и отдал им свой прекрасный зал. Он и представить себе не мог, что королева так поспешит перебраться в аббатство, что даже велит сломать стену, чтобы никто не видел, куда они уехали. Ее маневр был весьма неожиданным. Доброму и доверчивому аббату он показался совсем не обязательным, потому что молодой король уже ехал на юг под присмотром дяди. Он уже был провозглашен королем в Йорке согласно приказу Глостера. Но королева не доверяла никому, и ей казалось, что если она будет держать своего младшего сына там, где до него никто не сможет добраться, то они будут в безопасности. До тех пор пока будет в безопасности Ричард, бессмысленно как-то вредить Эдуарду — и даже лишать его короны.
Елизавете иногда казалось, что мать просто помешалась на кознях Глостера.
— После того как он написал тебе такое теплое письмо, где выражал свое сочувствие по поводу смерти отца, ты же не можешь думать, что он хочет навредить кому-нибудь из нас? — несколько раз повторяла ей Елизавета.
— Не станет вредить? — вспыхнула королева. — Он посадил в тюрьму моих родственников!
— Мадам, может, он просто держит их там, так как решил, что они вмешивались не в свои дела или действовали слишком поспешно? — спросила дочь.