Элмер Гентри
Шрифт:
В Шенейм он пришел к восьми. Он был уверен, что в такой поздний час родители Лулу если и будут мешать им, то час, не больше. Его скорей всего оставят ночевать, а назойливой кузины Болдуин на этот раз не будет под боком.
Он постучался. Дверь открыл мистер Бейнс.
— А-а, брат Гентри! Что привело вас в наши края в столь поздний час? Заходите же, заходите!
— Да так, вздумалось прогуляться… очень уж заучился… Думал, если не прогоните, зайду погреться,
— Прогоню?! Ну знаете, брат, если б вы не зашли, я был бы просто в бешенстве! Наш дом — ваш дом, и для вас тут всегда найдется местечко за столом. Да, сэр! Ужинали? Что? Бутерброд? Чепуха. Мои женщины мигом вам что-нибудь сообразят. Они еще на кухне.
— По-настоящему не надо бы заходить… так далеко до города и так уж поздно… И что я только забрел в такую даль!..
— Вы сегодня из этого дома не уйдете, брат Гентри! Вы ночуете у нас!
Лулу увидела его, и зачарованный взгляд ее сказал: «И весь этот долгий путь ты прошел ради меня?» Она была еще прекрасней, еще желанней, чем в его мечтах.
Согревшись, опьянев от сытной еды и от похвал, он сидел с ними в гостиной, рассказывая более или менее правдоподобные эпизоды из истории своей борьбы за веру в штате Канзас, пока мистер Бейнс не начал зевать.
— Смотрите-ка, уже десять минут десятого! И как это мы так засиделись? Не пора ли на боковую, мать?
Элмер отважно ринулся в атаку.
— Вы себе идите спать, пожалуй, а мы, молодежь, еще посидим, поболтаем. В будние дни я не священник, я только студент, разрази меня гром!
— Что ж… Если только это, по-вашему, день… По-моему, это скорей уж будняя ночь, брат!
Все рассмеялись.
Она очутилась на диване в его объятиях раньше, чем отец ее успел, зевая и кряхтя, подняться по лестнице; она лежала в его объятиях и в полночь, безвольно, бездумно; в два часа ночи после долгого молчания в остывающей комнате она торопливо поднялась и пригладила свои растрепанные волосы.
— Ах, как страшно! — жалобно всхлипнула она.
Он потянулся погладить ее, успокоить, но ему уже и самому было не по себе.
— Но это неважно… Когда мы поженимся? — шепнула она.
И тут последние остатки мужества покинули его. Он похолодел от ужаса.
Правда, когда он мечтал о Лулу, у него раз или два мелькала эта мысль, как бы не пришлось на ней жениться; но он решил, что ранний брак помешает его карьере и что, во всяком случае, ему вовсе ни к чему жениться на этом безмозглом цыпленке, который, разумеется, не сможет произвести нужного впечатления на богатых прихожан.
Но в порыве страсти всякая осторожность была забыта, и теперь ее вопрос прогремел для него, как гром среди ясного неба. Гнуснейшее осложнение! Мысли эти вихрем пронеслись у него в голове, пока он мямлил, запинаясь:
— Я… мы… пожалуй, сейчас еще рано решать. Надо подождать, пока я получу диплом, осмотрюсь, устроюсь в хорошем приходе…
— Да, может быть, ты и прав, — смиренно ответила она своему избраннику, самому лучшему, самому ученому, самому сильному и, безусловно, самому интересному человеку из всех, кого она знала на свете.
— Так что ты никому ничего не говори, Лу. Даже родителям. Ты вот поняла, а они могут и не понять, как трудно священнику первый раз получить сносный приход.
— Хорошо, дорогой. Поцелуй меня!
И, прежде чем сбежать к себе в комнату, пришлось еще целовать ее без конца в этой жуткой, холодной гостиной.
Он сел на кровать, убитый, жалкий. «Ах ты, черт побери! — сокрушался он. — Не надо было заходить так далеко! Так ведь думал, она хоть будет сопротивляться… А-ах! И стоило рисковать… Бр-р! Она глупа, как телка! Бедняжка! — От сознания собственного великодушия он снова смягчился. — Жаль ее. Но, господи, какая она тряпка!.. Сама же виновата по-настоящему… Но все-таки… Фу ты! Какого ж я дурака свалял! Ну, что ж, мужчина должен найти в себе смелость посмотреть правде в лицо и честно признать свои ошибки. Я и признаю. Я себя не оправдываю. Я не боюсь признаться в своих ошибках и раскаяться».
И так он в конце концов смог лечь спать, восторгаясь своей добродетелью и почти простив Лулу.
ГЛАВА
Страстные ласки Лулу, горделивое сознание, что у него теперь свой собственный приход в Шенейме, радость при виде того, как надрывается Фрэнк Шаллард, работая рычагами дрезины, — все это не могло развеять скуку, которой с понедельника до пятницы Элмер томился в семинарии — скуку, которую всю жизнь обречены терпеть священнослужители, кроме тех немногих сельских пасторов, что увлекаются спортом, да еще настоятелей больших, напоминающих фабрики церквей, связанных с благотворительными заведениями, училищами и мастерскими.
Он нередко подумывал о том, чтобы отказаться от духовной карьеры и поступить на службу в какую-нибудь фирму. Поскольку елейные речи и внушительные манеры могли пригодиться не только в церкви, но и в конторе, он уделял сугубое внимание занятиям, которые вел мистер Бен Т. Бонсок, «Профессор Ораторского Искусства и Литературы, Специалист по Постановке Голоса». У него Элмер научился вкрадчивой и в то же время твердой, как сталь, манере вести себя с прихожанами, научился не допускать грубых грамматических ошибок в публичных выступлениях и узнал, что ссылки на Диккенса, Виктора Гюго, Джеймса Уиткомба Райли [55] , Джоша Биллингса [56] и Микеланджело придают проповеди очень шикарный, столичный тон.
55
Райли,Джеймс Уиткомб (1849–1916) — американский либеральный журналист, поэт.
56
Биллингс,Джош (1818–1885) — псевдоним Генри У. Шоу, американского юмориста.
Красноречие Элмера разрасталось и наливалось соком, как августовская тыква. Он уходил в лесок и практиковался. Однажды на него наткнулся какой-то мальчишка. Элмер стоял на пеньке посреди просеки и приветствовал мальчугана грозным рыком: «Я обличаю всю мерзость вашей сладострастной и похотливой… э-э… похоти!» И мальчишка с воем убежал, навеки утратив беззаботную резвость, отличавшую его доселе…
В те минуты, когда Элмер начинал верить, что все-таки сможет удержаться на торной, но нудной тропе священнослужителя, он уделял внимание и лекциям декана Троспера по практическому богословию и гомилетике. Доктор Троспер учил будущих слуг божьих, что говорить у одра больного, как избежать неприятных последствий близкого знакомства с церковными хористками, как привести в систему поучительные и смешные анекдоты, чтобы не забыть их ненароком, как готовиться к проповеди, когда тебе нечего сказать, а также в каких руководствах можно найти наилучшие, многократно уже проверенные конспекты проповедей и главное — как заставить свою паству раскошелиться.
Тетрадь Эдди Фислингера с лекциями по практическому богословию (перед экзаменами Элмер считал ее также и тетрадью Элмера Гентри) была исписана от корки до корки такими ценными указаниями:
«При посещении прихожан:
Никому не отдавать предпочтения перед другими.
Не пренебрегать домашней прислугой, быть любезным.
Сдержанная беседа, приятные манеры. Можно посмеяться, при случае — забавный анекдот, но никаких сплетен, никакой критики в адрес других.
Сидеть не более 15–30 минут.
Спросить, хотят ли помолиться вместе, не настаивать.
Помни: не пропускать удобных случ. — болезни, несчастья, свадьбы и т. п.
Спросить шутливо, почему супруг редко ходит в церковь».