Элмер Гентри
Шрифт:
В тот вечер одна из подруг вела задушевную беседу с мужчиной, который, как выяснилось впоследствии на суде, не был ее мужем, а другая пекла на кухне пирог ко дню рождения своей племянницы, тихонько напевая гимн "Вперед, воинство христово". Внезапно и с изумлением она услышала внизу, на улице, грохот, звон и крики, затем топот многих ног на лестнице. Она порхнула в гостиную и увидела, как прелестная, отделанная под красное дерево дверь их квартирки разлетается под ударами прикладов.
В комнату, скаля зубы, ввалились двенадцать полисменов, а за ними, -
– О блудница! Пусть грехи твои падут на твою голову! Отныне тебе уж больше не завлекать несчастных юношей в клоаку, в мерзостную пучину порока! Сержант! Держите револьвер наготове. Недаром говорят, что от женщин такого пошиба можно ждать чего угодно!
– Есть, лейтенант, будет сделано!
– ухмыльнулся краснорожий полицейский сержант.
– Вздор, Гентри! Девчонка не опаснее золотой рыбки, это всякому видно, - заметил Билл Кингдом из "Адвокат-таймс", который два часа спустя уже строчил эпическое повествование о героизме Великого Крестоносца.
– Пошли, посмотрим, чем там занимается вторая!
– заржал один из полисменов.
Сколько было смеха, когда, заглянув в спальню, они увидели, что у окна, с лицами, сведенными мучительным стыдом, съежились мужчина и полуодетая девушка!
Вот на нее-то, пропустив мимо ушей восклицание Билла Кингдома: "Слушайте, бросьте! Найдите себе кого-нибудь под стать - с кем вы связались!" - Элмер, гроза порока, обрушил всю мощь истинно библейского красноречия.
Только энергичное вмешательство Билла Кингдома удержало лейтенанта Гентри от того, чтобы приказать людям швырнуть блудницу в полицейский фургон прямо как есть, в одной рубашке. А затем Элмер повел свой отряд в тайный притон, где, по неопровержимым сведениям, люди губят свои тела и души, вливая себе в глотки адское зелье - виски.
Мистер Оскар Гохлауф был содержателем пивной еще до сухого закона, но и после того, как был введен сухой закон, мистер Гохлауф продолжал оставаться содержателем пивной. Это было очень солидное, старомодное, убаюкивающе-тихое и симпатичное заведение; ни в одном другом кабачке - даже гораздо более роскошном - не было таких меню, артистически выведенных мылом на зеркале за стойкой, ни в одном не было такой дивной маринованной со специями селедки.
В этот вечер у стойки стояли трое: плотник Эмиль Фишер с густыми и пышными усами чуть ли не до ушей; его сын Бен - Эмиль приучал его пить доброе пиво вместо виски и джина, которыми Америка насильно спаивает народ, - и старый портной-швед папаша Соренсон.
Разговор шел о джазе.
– Вот я, скажем, приехал в Америку за свободой, а сын Бен, думается, поедет за свободой обратно в Германию, - говорил Эмиль.
– Когда я был молодой, мы, бывало, как суббота,
– Ладно тебе, па, страна подходящая, - вставил Бен.
– Та, это прафда, - с довольным видом произнес Оскар Гохлауф, срезая лопаткой пену с кружки пива.
– Американцы, как я их фидел раньше, когда быль жиф Билл Най [182] и Юджин Филд [183], они люпили смеяться. Теперь они стали серьёссный. А когда нашнут смеяться опять, то они надорвут себе шивотики над челофеками вроде этого Гентри и фсеми этими пасторами, которые шелают фсем указыфать, как надо шить! Ну, а если народ смеется - у-уф!
– тогда помогай бог пасторам!
– Да, это верно, - сказал портной-швед.
– Слушай, Оскар, не говорил я тебе? Мой-то внучек Вильям стипендию в университете отхватил!
– Молодчина!
– в один голос отозвались все, дружески хлопая папашу Соренсона по плечу… Вдруг в парадную и заднюю дверь ворвалась дюжина полисменов в сопровождении рослого и сумрачного джентльмена, вооруженного библией.
– Этого арестовать, всех остальных тоже задержать!
– прогремел сумрачный джентльмен, указывая на оторопевшего Оскара. И, обращаясь к своей жертве и молниеносно возникшей и возрастающей с каждой секундой аудитории, продолжал:
– Попался, несчастный! Вы - один из тех, кто учит молодых людей пить; это вы толкаете их на скользкий путь, ведущий ко всем смертным грехам, к азартной игре и убийству, - вы с вашим дьявольским зельем, вашим пойлом, которое лакает сам дьявол!
Арестованный впервые в жизни, ошеломленный, сломленный, бессильно поникший в руках двух полисменов Оскар Гохлауф при этих словах выпрямился и закричал:
– Это гнусная лошь! Пока мне не мешали, я фсегда торговал пивом Эйтелбаума, лучшим во всем штате, а теперь фарю сфоё собственное. Это - хорошее пиво! Фнего ничего не намешано! "Дьяфольское зелье"! И фы беретесь судить о пиве! Сфинья хочет судить о стихах! Фаш Христос, который создал фино, - фот он бы оценил мое пиво!
Элмер прыгнул вперед, сжав свои огромные кулаки. Если бы не полицейский сержант, внезапно схвативший его за руку, он бы сбил богохульника с ног.
– В фургон нечестивца!
– завизжал он.
– Он у меня получит высший срок!
И Билл Кингдом пробормотал себе под нос: "Доблестный пастор в салуне один на один с толпой вооруженных до зубов головорезов укоряет их за то, что они поминают имя господа всуе. Да, выйдет классная статья… А потом, пожалуй, пойду и наложу на себя руки…"