Элнет
Шрифт:
— Сакар, Сакар! Куда тебя ведут?
— В Царевококшайск.
— Не разговаривать! — прикрикнул один стражник на Сакара и повернулся к Чачи — Не подходить! С арестантом разговаривать не разрешается!
Но Чачи дошла за ними до околицы. За околицей она долго стояла и смотрела им вслед до тех пор, пока они не скрылись из виду. Потом она медленно, словно во сне, побрела домой.
Вечером Чачи не вышла на улицу. Всю ночь она не сомкнула глаз, думая о Сакаре, и лишь под утро немного задремала. Но тут скрипнула дверь, и в клеть вошла тетка Ведаси. Чачи подняла голову.
—
Чачи взглянула в раскрытые двери, во дворе она увидела незнакомого мужика. В клеть вошла магь. Сердцё у Чачи тревожно забилось.
— Одевайся скорее, доченька, — сказала мать. Из висящей на перекладине одежды Чачи она выбрала все самое лучшее.
Чачи с детства привыкла вставать рано. Она поднялась, быстро оделась. «Что случилось, зачем пришли к нам эти чужие люди?» — думала она.
Ведаси не отходила от Чачи ни на шаг. Она стояла рядом с девушкой, пока та умылась под умывальником, потом взяла за руку и повела в избу.
Чачи заметила во дворе, под навесом, лошадь, запряженную в тарантас.
Ведаси ввела девушку в избу.
У Чачи подкосились ноги. В избе за столом сидел тот незнакомый мужик, которого она видела через открытую дверь, и ее отец. В божнице, перед иконами, горела свеча. В стороне от стола, на лавке, сидел Макар Чужган. Отец с незнакомым мужиком о чем-то оживленно разговаривали. По всему было видать, что они уже успели хлебнуть…
— Невеста оделась! — объявила Ведаси.
Все встали.
— Чачи, подойди ко мне, дочка, — ласково позвал Яшай.
Отец усадил ее рядом с собой, по другую сторону Чачи сел незнакомый мужик. Мать и Ведаси тоже уселись за стол.
По одному, по двое в избу стали заходить соседи.
— Чачи, дочь моя, — торжественно начал Яшай, — нельзя девушке прожить всю жизнь в родительском доме с отцом-матерью… Так уж самим богом назначено, что наступает такой день, когда девушка должна покинуть родителей и соединить свою жизнь с таким же молодым мужчиной, чтобы жить своей семьей. И вот наступил твой день. Мы люди бедные, а тебе, видать, бог предназначил богатую жизнь. Приглянулась ты деду Осыпу из Лопнура, его жене и их сыну Макару. Полюбили они тебя. Правда, приданого за гобой мы дадим немного, зато у тебя золотые руки. Да и красотой и статью ты вышла. Будешь у деда Осыпа любимая сноха…
— Умру, а не пойду за Макара! — в ужасе воскликнула Чачи.
— Господи! Что ты говоришь, Чачи? Если в такой дом не хочешь идти, то чего тогда тебе надо? — удивилась Ведаси. — Да привали мне такое счастье, я бы и руками и ногами перекрестилась!
— Дом богат и хорош, да и жених неплох, — вставил сват. — Коли такой жених не нравится, то какого же тебе надо?
— За кого родители выдают, за того и надо идти, — ласково проговорил Яшай. — Мы тут с матерью и со сватом обо всем уже поговорили. Дед Осып так велел передать: «О приданом не беспокойтесь, если в доме есть деньги, то и одежда будет».
— Не пойду, отец, не принуждай!..
Чачи встала из-за стола и пошла к дверям. Но выйти из избы ей не дали. У дверей, на крыльце толпились люди. Во дворе и на улице тоже собрался народ. Весть о том,
У дверей Чачи остановил Павыл Япар, Ведаси схватила ее за руку. Все принялись ее уговаривать.
У Чачи голова пошла кругом. Кто-то подсунул ей чарку с водкой. Как в полусне, ничего не соображая, она отхлебнула глоток. Чарка выпала у нее из рук, она зарыдала.
Слезы Чачи никого не тронули: невесте положено плакать.
Чарка с водкой пошла по избе из рук в руки. Начали пропивать Чачи, всей деревней…
Свадьбу сыграли в четверг перед ильиным днем.
Свадьба была богатая, многолюдная — на пятнадцати телегах приехали… Как ни плакала Чачи, как ни старалась убежать, да не смогла: Ведаси караулила ее лучше, чем сам урядник.
Многие в деревне жалели Чачи.
— И зачем Яшай неволит дочь? — вздыхали одни.
— Захотел с богачом породниться. Ведь такого второго богача во всех трех волостях не найдешь, — отвечали другие.
— Жирно у собаки мясо, только никто его не ест, — говорили третьи.
А Яшай с женой и вправду радовались, что их дочь войдет в богатый дом.
Особенно была довольна Яшаиха. «Ну и глупая же Чачи, убивается из-за какого-то оборванца, — думала Яшаиха. — Да, видать, что богом суждено, того не миновать. Вон ведь как ко времени попался Сакар на элнетском лугу… Будь он на воле, наломал бы дров. Небось неспроста говорят про него, что это не человек, а настоящий леший».
А у Чачи свои думы. «Если бы не посадили Сакара в тюрьму, он бы спас меня, — думала Чачи, — как спае Нончык-Богатырь ту девушку. Но Сакара нет рядом, и злой дракон унесет меня в свои владения…»
Накануне свадьбы в избе у тетки Ведаси пили прощальное вино. Печально и трогательно звучал ясный и чистый голос Чачи:
Крутясь-извиваясь, волна течет,
Берега размывая, течет.
Подмытый берег уносит вода,
И нам уходить, уходить навсегда.
У серого камня сердца нет,
Сердца нет — и печали нет.
У нас же — сердце,
У нас — печаль.
В доме чужом несладко житье.
Ой, горе мое! Ой, горе мое!
Дальше Чачи петь не смогла, ее душили рыдания, но она сдержалась. Заплакала какая-то девушка. У.многих блеснули на глазах слезы.
Но вот Чачи пересилила себя и запела снова.
Отец мне чарку водки поднес,
А я пить не хочу, уходить не хочу,
От отца уходить никуда не хочу,
Из дома родного уходить не хочу.
Мать, улыбаясь, пива ковш поднесла,