Элохим, о Элохим

Липскеров Михаил Федорович

– Это - точно, - понурился Седой.
– Вот уже шестой раз умираю, шестой раз воскресаю и каждый раз ссу кровью. Печень, бля... не то слово... во, пощупай...

Мовшович притронулся к правому боку Седого. Из-под ребер выпирала брусчатка Красной площади. В ответ на прикосновение Седой опять помочился кровью. Мовшович посмотрел сквозь крышу на небо, услышал тихое воркованье и легкий голубиный топот. Затем он протянул внезапно потеплевшую руку к брусчатке. И на глазах учеников брусчатка стала исчезать, и через несколько минут живот Седого стал абсолютно симметричным. Он недоверчиво

глянул на правое подреберье, помял его, а потом контрольно помочился в плошку. Внимательно посмотрел на мочу и произвел анализ.

– Чистый портвейн!
– констатировал он, - и ни капли крови...

Дабы удостовериться в истинности исцеления, плошку пустили по кругу. Все ученики, подтвердили, что да, в моче Седого содержится чистый портвейн без малейшей примеси крови. Мулла подтвердил сей факт со слов других учеников. Потому что вера запрещала ему пить вино. Тем более нацеженного из члена неверного.

Тогда ученики упали на колени и возблагодарили Мовшовича за чудесное исцеление Седого. Тот тоже встал на колени, поцеловал край одежды Мовшовича и сказал с удовлетворением:

– Спасибо тебе, Гриша. Учитель, то есть. Наконец-то я избавился от этого проклятого цирроза. И теперь умру, наверное, от алкогольного психоза.

И в подтверждение своих слов тут же выбросился из окна. И, несмотря на то, что окно находилось в нескольких сантиметрах от земли, разбился насмерть. Выскочившие ученики, несмотря на темноту, обнаружили на его губах удовлетворенную улыбку.

– Возможно, вскорости, - задумчиво сказал Мовшович, -в его очередной жизни мне придется исцелять его от алкогольного психоза... Но, скорее всего, он воскреснет здоровым...

– Воскреси его, Учитель, - робко попросили Жук и Каменный Папа хороший мужик...

– Зачем?
– вопросом ответил Мовшович, - тому, кто ушел с радостью, мое воскресение не нужно. О нем позаботится Господь. Ибо именно Ему Седой вручил свою дальнейшую судьбу... Так что, покончим с этим вопросом...

И все замолчали и стали укладываться спать.

31 Поутру они проснулись, предали земле тело достигшего своей мечты Седого, и как-то все разом захотели есть. Бывший Насморочный несколько нагло потребовал от Мовшовича хлебов и рыб. На что Мовшович посоветовал в поте лица добыть хлеб и в том же поте рыб. Как завещал Господь Адаму и последующим поколениям.

Тогда Насморочный встал в позу и продекламировал:

– Птицы небесные не жнут, не сеют, а пропитание имеют!
– и гордый своим знанием, сел в стороне на камень. Как бы не требуя ответа. Как бы посрамив Мовшовича. Как бы вынуждая его из нихуя сотворить хлеба и рыб. Мовшович же, не говоря ни слова, подошел к Насморочному, взял за шиворот и подбросил в воздух. Тот шлепнулся на камень, на котором сидел. И во второй раз подбросил Мовшович бывшего Насморочного. И в третий. И каждый раз Насморочный ударялся о камень. После третьего раза Мовшович, отряхнув руки, спросил:

– Понял?

– Не-а, - честно ответил ушибленный Насморочный.

– А вы, - обратился Мовшович к остальным ученикам.

Те с дружным энтузиазмом отрицательно замотали головами.

– Так вот, - заговорил Мовшович, - птицы небесные,

действительно не занимаются сельскохозяйственными работами, а пропитание имеют. Но вы, я имею ввиду тебя, - ткнул он Пальцем в ушибленного, - забыли, что птицы целыми днями летают! Чтобы добыть себе червяка насущного. Долбают клювами кору деревьев, чтобы выковырять личинку для своих птенцов. И не думают о дне завтрашнем. Потому что не умеют думать. И это такой же труд для птицы. Как и для человека добывание хлеба насущного в поте лица. А что касается пота лица у птиц, то его просто не видно. Потому что лицо у птицы покрыто перьями. Так что, если кто из вас не хочет потеть, пусть сначала научится ЛЕТАТЬ. Поэтому, друзья мои, пошли на берег моря, наловим рыб и часть их обменяем на базаре на хлеб.

Сказно - сделано. В течение часа в водах Галилейского моря было наловлено достаточно рыб. Чтобы часть их обменять на базаре на хлеб и легкое вино, Которое не опьяняет, а утоляет жажду телесную и возбуждают духовную. И ученики сели вокруг Мовшовича, дабы утолить эту самую духовную жажду. И только Мовшович приступил к учению, как к ним подошел мелкий римский начальник с четырьмя вертухаями и потребовал удостоверения личности. Удостоверения не в смысле документов, а в смысле того, чтобы каждый удостоверил каждого. Когда же ученики с трудом для понимания начальника удостоверили друг друга. А потом указали на Мовшовича, назвав его Равви или Учителем, мелкий римский начальник поскреб шлем, глубокомысленно посмотрел на висящий на груди крест, потеребил его и сказал:

– Слышали... Это ты говорил в Вефиле слова, протворечающие словам Господа нашего Иисуса Христа?..

– Сын мой - отвечал Мовшович, - ни слова против слов Господа нашего Иисуса я не сказал. Господь наш Иисус учил одними словами Предвечного. Я учу другими. Но и те, и другие исходят от Отца нашего. Предвечного, Премудрого и Всеблагого. И нет между ними противоречия.

– Кто может засвидетельствовать истинность твоих слов? Кто может засвидетельствовать их истинность в последней инстанции?
– спросил мелкий римский начальник.

– Господь наш и я, - отвечал Мовшович.

– Этого - мало, - сказал мелкий римский начальник.

– Между прочим, это - не мои слова, а Иисуса, - вспомнил Мовшович, Святой Благовествование от Апостола Иоанна. Читал?..

– Неграмотные мы, батюшка, - отставив копье, сказал мелкий римский начальник.

– Есть у кого-нибудь Новый Завет?
– обратился Мовшович к собравшейся толпе. И вмиг к нему протянулись затрепанные книжечки на арамейском, греческом, русском, английском и прочих языках.

– Читай!
– протянул онодну из них мелкому римскому начальнику. Тот неуверенно взял книжицу и вдруг уверенно стал декламировать на старонорвежском:

– Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, откуда приходит и куда уходит, так бывает со всяким, рожденным от Духа...

– Вот видишь, - нравоучительно заметил Мовшович, - для рожденнного от Духа нет ничего невозможного...

– Равви!
– заорал мелкий римский начальник на фарси, даже не подозревая о существовании оного, - верую в Отца, верую в Сына, верую в тебя!..