Эмансипированные женщины
Шрифт:
— Она от пана Сольского не приняла бы денег, — сказала Мадзя.
— Мы бы кого-нибудь нашли, какую-нибудь компаньонку или покупательницу пансиона. Но с пани Ляттер трудно иметь дело…
Мадзя вопросительно поглядела на него.
— Вы уж извините, — продолжал озабоченно старик, — с ней потому трудно иметь дело, что она ничего не признает, кроме своей воли.
— Необыкновенная женщина! — прервала его Мадзя.
Пощипывая остатки волос и уставясь глазами на стол, Дембицкий сказал:
— Да, она особа энергическая,
— Так пан Сольский даст ей взаймы десять тысяч, — перебила Мадзя старика.
— Да, да! Это можно сделать в любую минуту, сегодня, завтра. Но пан Сольский, вернее доверенное лицо, которое будет договариваться с пани Ляттер, поставит свои условия.
— Боже, боже! Почему я не пришла к вам неделю назад! — всплеснув руками, воскликнула Мадзя.
— Простите, сударыня, — возразил он, — но, по-моему, это безразлично. Зло не в отсутствии денег, а в характере пани Ляттер, которая, будем говорить прямо, немножечко чересчур энергична и любит идти напролом. А так нельзя. Человек должен признавать законы природы и права других людей, иначе он рано или поздно потерпит крушение.
— Стало быть, женщины, по-вашему, не должны быть энергичными? — робко спросила Мадзя.
— Вот что я вам скажу, сударыня: мы должны быть людьми с умом, сердцем, энергией, но не без меры, не чересчур. Одно дело уступать всем и вся, другое дело — навязывать всем свою личность. Одно дело, страдать расхлябанностью и податливостью, другое дело — не признавать никаких законов вне своих интересов или прихотей.
Мадзе неприятно было слышать о пани Ляттер такие слова, она верила Дембицкому, а главное, чувствовала, что он дал суровую, но верную характеристику начальницы. В каждом ее слове, движении, повадке, даже когда она была в самом лучшем настроении духа, звучало: «Я здесь одна, я так хочу…»
Однако, будь у нее другой характер, она, может, не стала бы руководительницей сотен людей.
— Итак, сударь, эти десять тысяч… — начала Мадзя.
— Ну, так уж сразу и десять! — улыбнулся Дембицкий. — Сперва посмотрим, сколько надо. Жаль, что я узнал так поздно, но мы ничего не потеряли. После возвращения пани Ляттер к ней явится с предложениями доверенное лицо, и — все обойдется.
Осчастливленная Мадзя простилась с Дембицким. Как она гордилась тем, что благодаря ей, благодаря такой ничтожной пылинке, как она, кончатся беды пани Ляттер, а та и не догадается, кто оказал ей такую услугу. Как она жалела, как горько упрекала себя за то, что не пошла к Дембицкому раньше.
— И то, признаться, верно, — говорила она себе, — что, останься
И в эту минуту страх ее обнял: она поняла, что такое логика фактов. Да, ничто не пропадает в этом мире, и мелкие, даже забытые ошибки со временем дают себя знать и накладывают на жизнь тяжелый отпечаток.
Вернувшись в пансион, Мадзя вбежала в темный дортуар за свою синюю ширмочку и, опустившись на колени, хотела помолиться богу и возблагодарить его за то, что он избрал ее орудием своего милосердия к пани Ляттер. Но, взволнованная до глубины души, она не могла найти слов благодарности и только била себя в грудь, шепча: «Боже, будь милостив ко мне, грешной!»
Недолго длился этот молитвенный экстаз. Дверь внезапно приотворилась, в темный дортуар упал луч света, и на фоне светлой полосы показались чьи-то головы и головки. Послышались голоса:
— Принеси лампу.
— Еще рассердится…
— Панна Магдалена, вы здесь?
Мадзя вышла из-за ширмы; когда она подошла поближе и ее заметили, толпа, стоявшая в коридоре, бросилась к лестнице.
— Ну и трус же вы, Станислав! — раздался голос панны Марты. — И мужчина как будто, а первый убегаете…
— В чем дело? — смущенно спросила Мадзя, останавливаясь на пороге дортуара.
Тут все снова подбежали к двери дортуара, и Мадзю в одну минуту окружила толпа пансионерок, классных дам и слуг; глядя на нее испуганными глазами, они все что-то кричали ей, но она ничего не понимала.
— Где пани начальница? — спросила одна из пансионерок.
— Нам причитается жалованье, — перебила ее горничная.
— Что я завтра дам девочкам есть? — крикнула хозяйка.
— Здесь уже были управляющий домом и частный пристав, — прибавил Станислав.
У Мадзи подкосились ноги.
«Уж не подозревают ли они меня в чем-нибудь?» — в ужасе подумала она.
По счастью, из другого конца коридора прибежала панна Говард в белом пеньюаре, с распущенными белесыми волосами; растолкав собравшихся, она схватила Мадзю за руку.
— Идем ко мне, панна Магдалена, — сказала она. — А вы, — строго прибавила она, — по местам! Я замещаю пани начальницу и, если понадобится, дам объяснения.
В комнате панны Клары Мадзя упала на стул и закрыла глаза. Ей казалось, что стены прогибаются и пол ходуном ходит у нее под ногами.
— Что с этой несчастной? Где она? — понизив голос, спросила панна Говард.
— Пани Ляттер уехала…
— Вы мне этого не говорите, панна Магдалена.
— Она в самом деле уехала.
— Куда?
— Да разве я знаю? Наверно, в Ченстохов, но она дня через два вернется.
Панна Говард смутилась.
— Не может быть, она в Варшаве. Но я знаю, почему она покинула пансион, и я одна могу уговорить ее вернуться…
— Вы? — спросила Мадзя.
Панна Говард остановилась посредине комнаты в драматической позе.