Эмбарго
Шрифт:
– Господин Джидда, не могли бы вы объяснить мне причину вашего присутствия в Хьюстоне?
Саудовец пристально посмотрел на Малко и, немного поколебавшись, сказал:
– Я мог бы не делать этого, но отвечу на ваш вопрос. Чтобы рассеять все ваши сомнения. В Хьюстоне я по двум причинам. Первая – по экономическим соображениям. Влиятельная компания нашей страны поручила мне изучить возможность установления прямых финансовых связей с США для покупки биржевых акций без посредничества банка или брокера. В этом отеле живет группа специалистов, приехавших со мной, которые занимаются этой проблемой уже в течение нескольких недель. (Улыбка
В этом случае интересоваться подробностями мог только абсолютно беспардонный хам. Побежденный, Малко наклонил голову.
– Я думаю, все ясно.
Нафуд Джидда поднялся, показывая, что беседа окончена. Сопровождаемый хозяином, Малко направился по коридору к лифту. Он слышал стрекот телексов, видел снующих по этажу арабских специалистов. Ничто не вызывало подозрений, все казалось совершенно законным.
– Вот моя маленькая фабрика, – улыбаясь, заметил Нафуд Джидда. – Да, надо прикладывать немало сил, чтобы зарабатывать на жизнь. Теперь, когда мы все выяснили, ничто не мешает нам поужинать вместе. У «Тони» прекрасный итальянский ресторан. Я пришлю за вами машину в восемь вечера.
Саудовец, пожимая на прощание руку Малко, подтолкнул его к лифту. Двери закрылись. Внизу уже ждал шофер, неизвестно кем и когда вызванный. Малко сел в длинный «мерседес-600» и целиком погрузился в свои мысли. Он был обязан сообщить в ЦРУ о своей беседе с саудовцем. В противном случае его поведение можно было бы считать нечестным. От его подозрений ничего не осталось. Только какое-то смутное беспокойство. Словно от того, что все так хорошо сходилось одно с другим.
«Мерседес-600» плавно катил по Саус Луп, и Малко думал о том, что Крис Джонс и Милтон Брабек могут возвращаться в свой холод, а он – в свой замок. Убийство Патриции Хайсмит будет, вероятно, отнесено к «накладкам» параллельного мира...
– Амилацетат – прекрасное средство для «балдежа».
Крис Джонс, хохоча, протянул Малко отпечатанное на бланке полицейского управления Хьюстона сообщение. Малко прочел. Еще одно подозрение улетучилось, как дым. Паприка не собиралась его отравить, а хотела доставить ему приятные ощущения...
– Думаю, что я слишком увлекся, – только и сказал он.
– Но убить-то из пистолета вас все же пытались, – возразил Крис Джонс.
– Этому тоже есть объяснение, – заверил его в ответ Малко. – Но Нафуд Джидда здесь ни при чем.
Крис Джонс незаметно вышел, в то время как Малко вызывал по телефону Марти Роджерса из Лэнгли. Только бы он уже вернулся. Тот был на месте.
– Я только что собирался звонить вам, – сказал Марти. – Я вернулся вчера. И узнал кое-что. Первое – наша подруга Патриция работала также и на израильтян... Подтверждение получено из отделения в Тель-Авиве.
Затем после вашего приезда в Хьюстон Джидда обратился в Госдепартамент с жалобой, что за ним «шпионит» ЦРУ... Сегодня утром у себя на столе я нашел «ноту». Объяснил ваше присутствие сбором досье. Но чувствую, что вы сгорели...
– Ярким пламенем, – подтвердил Малко жалобно.
Он рассказал о своей встрече
Он почувствовал, что американец приуныл. Когда Малко закончил рассказ, он вяло спросил:
– И что вы собираетесь делать?
– У меня нет выбора, – вздохнул Малко. – Если Нафуд Джидда обнаружит, что я кручусь возле него, он снимет трубку и вызовет ФБР...
– Хорошо, – в свою очередь со вздохом произнес Марти Роджерс, – вам теперь ничего не остается, как отступиться. Что же касается палестинцев, мы поставим в известность некоторых лиц, что не одобряем эти два покушения на вас. Думаю, этого будет достаточно.
– Да, я тоже.
– Кстати, – возобновил разговор Марти Роджерс, – постарайтесь завтра привезти из Хьюстона немного нефти. Первого марта федеральная энергетическая служба вводит в действие вторую фазу ограничений.
– А что это значит?
– Это значит, – печально начал шеф Ближневосточного отдела, – что мы имеем право лишь на тридцать процентов того, что потребляли до эмбарго. Впервые после окончания войны Лос-Анджелес будет наконец избавлен от смога! Экологи будут довольны...
Наступило молчание, длительное молчание.
– Хорошая новость, – только и сказал Малко.
– Еще не все: это были плохие новости. А теперь – очень плохие. С завтрашнего дня во всех больших городах нашей страны будет по очереди произведено отключение электричества на три часа. Полное отключение.
Не успел Малко повесить трубку, как в комнате появился Крис Джонс с газетой в руках, крайне возбужденный.
– Смотрите!
В заметке, которую он показывал Малко, говорилось о смерти Мери О'Коннор в Кембридже и о дне похорон. Малко прочел заметку с непонятным чувством неловкости. Как и Эд Колтон, Мэри О'Коннор была непримиримой противницей всяких уступок требованиям арабов. Как и он, она ушла из жизни внезапно, но ее смерть не вызывала абсолютно никаких подозрений... Естественная смерть старой дамы, скончавшейся от сердечного приступа... Неожиданно в мозгу Малко вспыхнул красный огонек – воспоминание. Смерть Мэри О'Коннор напомнила ему о подобной смерти, имевшей место несколько лет назад.
У Малко было чувство, что он безуспешно пытается открыть крышку коробки, но никак не может справиться с пружиной. Решение он принял в несколько секунд. Ему нужны материальные доказательства, а не догадки.
– Крис, мы едем в Бостон. Предупредите тамошнего агента и ДОД.
– У вас идея?
– Да. Хочу тщательно осмотреть труп Мэри О'Коннор. Хочу убедиться, не становлюсь ли я параноиком. Вот уже несколько дней эта мысль не дает мне покоя.
Малко вызвал номер Нафуда Джидды. Саудовца не оказалось на месте. Малко оставил для него сообщение, предупредив, что не сможет воспользоваться его приглашением, так как вынужден покинуть Хьюстон.
Глава 13
Омар Сабет, с неизменной сигарой в зубах, сидел за большим столом, рядом с компьютером. Телексы следовали один за другим, и он едва успевал их обрабатывать. Когда он наконец поднял голову и посмотрел в окно, его взору представилась белая масса «Эстредома», парка научных аттракционов Хьюстона.
Впервые за несколько дней правая рука Нафуда Джидды была менее напряжена.
Две кривые допустимости – теоретическая и практическая – сближались, что означало ослабление американского сопротивления.