Емельян Пугачев (Книга 3)
Шрифт:
Из кремля ударила вестовая пушка. От рокового этого грохота у многих сжались сердца и кровь прихлынула к вискам. Вслед за пушкой со всех городских колоколен загудел сплошной звон. Защитники приготовились к бою, с трепетом взирая на огромные, показавшиеся вдали силы Пугачёва. Дрогнул духом и гимназический «корпус», к коему присоединены были художники и еще ремесленники из немцев, проживающих в Казани. Учителя стояли по крыльям, а в середине, в две шеренги, ученики – передняя шеренга с карабинами, задняя – с пиками. Всего было пятьдесят карабинов.
Потемкин
По улицам и переулкам житейская суета еще не закончилась. Весь вчерашний день и всю прошлую ночь горожане стаскивали, свозили свое добро в погреба, в подземелья, в склады, в церкви. Но времени покончить с этим не хватало. И вот, под звуки сполоха, старики, женщины, дети продолжали еще тащить свой скарб в места, которые они считали безопасными. Всюду слышались раздернутые крики:
– Васятка, не отставай, сынок, не отставай! Где у тя корзина-то с едой?
– Дедушка Петрован! Подмогни мне тележку через мостки перетянуть.
– Тяжел у тя сундук-то, – кряхтит дед, налегая на тележку.
– Тяжел, бес его задави, упарил он меня.
И еще в разных местах, вплетаясь в начавшийся общий гул, звучали голоса:
– Поспешайте, поспешайте!.. Ох, вот наказание-то господь послал…
– Теките, православные, в храмы божии. Запирайтесь там.
В широкие ворота женского Покровского монастыря дворня вносит на качалке престарелого генерал-майора Кудрявцева. Ему сто десять лет. Он отлично помнит Степана Разина, но уже не понимает того, что сейчас вокруг происходит. Он брит, броваст, лицо обрюзгло, на голове огромный парик.
– Подать сюда губернатора! Подать губернатора… Не позволю, – выкрикивает он капризным старческим голосом. – Его казнили. Стеньку Разина! Сам видал, сам видал!.. В Москве… Голову снесли!
Внук купца Сухорукова, тринадцатилетний Ваня, любопытства ради залез на крышу своего высокого дома, что на Арском поле. Рядом – Грузинская церковь, и все поле открыто его взору
(см. Прибавление к «Казанск. губ. ведомостям» за 1843 год, с. 44) – В. Ш.>.
Утро зачиналось доброе, погожее, однако ветер из-за Волги все больше набирал силы, не дай бог – пожар.
– Горим, горим! – с писклявым криком пробегает бородатый, в бабьем сарафане, дурачок Сережа-бабушка. – Вся Казань горит!
– Замолчь!.. Эк, что выдумал… Замолчь, Сережа-бабушка! – кричат на него со всех сторон.
Купеческому внуку Ване наблюдать за всем этим с высокой крыши любопытно. Вот ужоко он всем, всем порасскажет. Но занятней всего смотреть ему на то, как вдруг зашевелилась вражеская армия. А вот и сам Пугачёв на белом большом-большом коне. Он, он, ей-богу! Его окружают нарядно одетые казаки, да и сам он, как на картинке. Возле него голубое знамя полощется под ветром. Ой-ой-ой, какая же у Пугачёва сила войска-то: подходят, подъезжают! А сколько башкирцев да калмыков с татарвой, у всех луки,
Но вот Пугачёв приподнялся на стременах, огляделся во все стороны, широко взмахнул рукой, что-то крикнул. Затрубили в рожок, ударили барабаны, и все люди, конные и пешие, тотчас направились вперед и в стороны. По Арскому полю местах в пяти двигались длинными линиями огромные телеги с возами сена и соломы. Телеги подталкивались сзади народом. Меж возами тянулись пушки, а сзади возов укрывались сотни Пугачёвцев.
Загрохотали пушки. Крыши начали вздрагивать, и все в глазах Вани закачалось. Воинственный пыл ударил ему в голову. «Вот сейчас слезу, побегу. Кто будет побеждать, к тому и пристану…»
– Ваня, Ваня! Слезай живей! – заполошно кричал снизу его родной дедушка.
И вот они, вместе с дедом, бегут спасаться в ближайшую Грузинскую церковь. Она вся набита народом. Горы сундуков и узлов с имуществом. Через окна в алтаре льются лучи восходящего солнца. Все духовенство – в простых рубахах, в штанах, босиком, чтоб не узнали мятежники, – сидит на узлах среди прихожан. Слышатся шепоты, стенания, вздохи. Все притаились.
Пушечная пальба сотрясает церковные стены. Народ то и дело падает ниц.
Здесь и там слышится молитвенное:
– Пресвятая богородица Грузинская, спаси нас!
Ваня видит через окно, как над куполом носятся голуби. А дедушка Вани, старик Сухоруков, спешно ушел из церкви в свой дом: там остались на стене занятные часы с кукушкой – дед хочет доставить их в церковь.
Отряды Белобородова и Минеева, под прикрытием возов соломы и сена, прошли Арское поле, заняли рощу помещицы Нееловой и отдельные домики, стоявшие по сторонам сибирской дороги.
Белобородов стал окружать с трех сторон потемкинский авангард, возглавляемый полковником Неклюдовым. Авангард встретил Белобородова ружейными залпами и пальбой из двух пушек. Пугачёвцы падали, но, позабыв страх, дружно шли вперед. На помощь к Неклюдову двинулся сам Потемкин, но, видя, что Пугачёвцы, не боясь урона, заходят с обоих флангов, подал команду отступать за рогатки. Началась горячая перестрелка. Сотни башкирских стрел с гудящим воем летели в защитников. На городских батареях не было при пушках хороших канониров, поэтому пушки стреляли по Пугачёвцам неумело и вяло. Оробевшие солдаты тоже плохо отстреливались.
Потемкин с ротой отборных стрелков находился в засаде за невысоким земляным валом. Вдруг на поле показался, в окружении свиты, Пугачёв. Он на крупном белом коне, в красном с позументами жупане, в высокой шапке. Не замечая засады, всадники скакали наперекосых к Рыбачьей слободе, где шел жестокий бой. Судя по взятому ими направлению, они должны были промчаться невдалеке от засады.
– Ребята! – радостным голосом закричал Потемкин. – Это Пугач! Пали в него!
– Ррр-о-та! – передали команду офицеры.