Емельян Пугачев. Книга 1
Шрифт:
— А сюда-то как попал ты, дедушка?.. Далече ведь… — спросил Пугачев.
— Водичкой, водичкой, кормилец. Сначала лошадьми товар в Осу подвезли, на Каму на реку. А оттоль, благословясь, на большой лодке по Каме да по Волге-матке, все вниз да вниз… Так на водяных крыльях, ведаешь, и донес господь.
Казаки узнали, что старик живет в густых кунгурских лесах, у него и пасека большая имеется, пчела любит его, пчела у него, слава богу, медиста, не как у других прочих.
Выведав, что деготь в той стороне, почитай, дарма можно купить, Пугачев размечтался. Эх, если б деньги, много денег! Он с Семибратовым
— Я бы, пожалуй, тронулся на Каму за товарами, да денег черт ма… — уныло сказал Пугачев, глядя в очи деда.
— В деньгах вся суть, — прокряхтел старик, — без денег везде худенек…
Пугачев опустил голову, задумался. Нет, не везет ему в жизни, никак не можно казаку выбиться из бедности. Ну, а ежели они с Семибратовым продадут на ярмарке своих коней, рубля по три, по четыре за коня дадут, да седло у Пугачева боевое, — на прусской войне с генеральского немецкого коня досталось. Седло прямо-таки драгоценное! Да такое седло за два червонца с руками оторвут…
А в это время счастье прямо в руки катилось Пугачеву. Глядь: по площади, мимо дедова шалаша, народ бежит, все тычут пальцами в сторону Волги, кричат:
— Купец!.. Купец утонул…
Казаки, позабыв попрощаться с дедом, вскочили на коней и туда.
На желтом песчаном приплесе, у самой воды — большая толпа. Мокрого утопленника вверх-вниз на парусе швыряют. В каждый угол холщового паруса по два бородача вцепились и под команду «Давай! Давай! Повыше! Ощо разок!»
— усердно подбрасывали безжизненное тело кверху. Вдруг:
— Стой! — закричал рыжий в лаптях. — Блюет, ожил… Клади на землю…
Изо рта, из ноздрей утопленника хлынула вода, его перевернули на бок, стали мять брюхо, давить грудь. Кто-то орал из толпы:
— Язык, язык надобно ужать да легонько вытягивать из рта, чтобы «а-а-а» сказал.
Прибежал подлекарь. Прибежали два попа с напрестольными крестами в руках. Сбежался без малого весь город.
Через полчаса купец, еще крепкий по виду старичок с седой бородкой, лежал возле костра на подушках, вздыхал, стонал и плакал. Он лежал голый, по грудь покрытый простыней, платье и белье его сушилось тут же у костра.
По обе стороны спасенного стояли на коленях два священника с воздетыми в десной руке крестами, отчетливо читали над купцом молитвы. Недужный часто икал и крестился, в глазах — слезы. Подлекарь «отворил» больному жилу, принялся кровь пускать.
Было тепло и душно, из-за Волги дул знойный ветер, садилось солнце, рябь воды ярко пылала золотом, больно глазам глядеть.
Пугачев успел узнать всю подноготную. Саратовский купец Мешков, отправив с товарами сына Митьку в Нижний на Макарьевское торжище, сам поплыл по большой воде в Царицын. Он собирался из Царицына на Дон попасть, чтоб там большой табун коней закупить. А кони ему дозарезу нужны: задумал он по всему краю в зимнее время обозы с товарами пустить. И вот грех случился. Плыли они левым берегом, а как стали против Царицына через Волгу перебираться, сидевший в корме солдат с деревянной
Пылил городом усатый форсун-городничий с черным коком из-под белого картуза, а сзади, едва поспевая за его экипажем, бежали будочники и полицейские солдаты, тащили на длинном шесте рыбачью сеть вылавливать утопшего. Городничий к происшествию сильно запоздал по той причине, что после обеда завалился спать, его будили больше часу. Он еще не знал, кто такой утонувший купец, а когда ему по дороге доложили, что фамилия купца — Мешков, он схватился за голову и воскликнул:
— Боже мой! Да ведь это ж наш благодетель. На богоугодные заведения жертву приносит завсегда.
Подъехав и убедившись, что благодетеля спасли, он просиял, присел возле купца на песок, долго ахал, соболезновал купцу и дивился великому произволению божию — что господь спас жизнь праведника. Купец был очень слаб, в ответ только слегка кивал головой и шевелил губами. Городничий осведомился у купца, уж не родственники ли, боже упаси, или, может быть, вообще близкие его утопили в Волге? Купец ответил: «Нет, чужие…» Тогда городничий, сказав: «Ну и слава богу», совершенно успокоился, велел будочникам и солдатам бросить на землю сеть и очистить песчаную отмель от народа.
— Ох, ох… Ничего мне не жаль, — поскуливал купец, — а жаль кованый сундук с выручкой: серебро да золотишко в нем. Ох-ох ты, боже ж мой…
«Ишь ты, хапуга, черт, — промелькнуло в мыслях Пугачева, — ему наживы жалче людей». Казак спросил:
— А сколь бы ваша милость положила мне, коли б я предоставил ваш кованый сундук вот об это место?
Старик тяжело поднял на него мутные глаза. Пугачев ему понравился: широкоплечий, тонкий в талии, быстроглазый, с черной небольшой бородкой.
Тихо, почти шепотом, сказал купец:
— Ежели недельку побиться, я бы и сам поднял с народом, я знаю способа. Только мне недосуг. А где ж тебе… Ох…
— Дозвольте, я сведаюсь, — сказал Пугачев, — сплаваю туда. Чихнуть не успеете, вернусь и в точности все обскажу вам, батюшка.
Пугачев, не дождавшись ответа, вскочил в чью-то лодку и чрез десять минут подплыл к тому месту, где утонул сундук. Здесь уже сгрудилась добрая полсотня лодок. Голые мужики и парни то и дело ныряли и, задышливо отфыркиваясь, с вытаращенными глазами выбрасывались на поверхность, кричали наперебой:
— Глыбко!.. На сундуке стоял! В жизнь не достать!.. Воздухов не хватает в грудях!..
— А ну-тка, хрещеные, я, — сказал плешивый кривой рыбак. — Я под водой страсть люблю жить, — он быстро оголился и, перекрестившись, ринулся вниз головой в воду.
Он сидел под водой очень долго, минуты с три. С лодки закричали.
— Робяты, мыряй!.. Никак, утоп Лукич-то.
Пока ахали да собирались, Лукич вынырнул. Отдышавшись, сказал:
— Нипочем не поднять, хрещеные. Сундук шибко чижолый, ручки одной нетути железной, сбоку. Довелось бы арканом его окручивать, а какими способами аркан под сундушное днище подпихнуть, не ведаю… Надобно зимы ждать, авось со льду как… А теперича нечего и биться…