Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы
Шрифт:
Три дочери. Сюда, сюда, дедушка! Садись поближе к лампе.
Дед. Здесь, кажется, не особенно светло.
Отец. Хотите на террасу, или посидим в этой комнате?
Дядя. Может быть, лучше здесь? Всю неделю шел дождь; ночи сырые, холодные.
Старшая дочь. А небо все же звездное.
Дядя. Это не важно.
Дед. Лучше побудем здесь — мало ли что может случиться!
Отец.
Дед. По-моему, она плохо себя чувствует.
Отец. Почему вы так думаете?
Дед. Я слышал ее голос.
Отец. Но раз доктора уверяют, что можно не опасаться…
Дядя. Ты же знаешь, что твой тесть любит зря волновать нас.
Дед. Ведь я ничего не вижу.
Дядя. В таком случае надо положиться на зрячих. Днем она выглядела прекрасно. Сейчас она крепко спит. Выдался первый спокойный вечер — не будем же отравлять его!.. Я думаю, что мы имеем право на отдых и даже на веселье, не омраченное страхом.
Отец. В самом деле, в первый раз после ее мучительных родов я чувствую, что я дома, что я среди своих.
Дядя. Стоит болезни войти в дом, и кажется, будто в семье поселился чужой.
Отец. Но только тут начинаешь понимать, что, кроме своих близких, нельзя рассчитывать ни на кого.
Дядя. Совершенно справедливо.
Дед. Почему я не могу навестить сегодня мою бедную дочь?
Дядя. Вам известно, что доктор это запретил.
Дед. Не знаю, что и думать…
Дядя. Вы напрасно беспокоитесь.
Дед (показывая на дверь налево). Она не слышит нас?
Отец. Мы говорим тихо. Дверь массивная, да и потом с ней сестра милосердия; она остановит нас, если мы заговорим слишком громко.
Дед (показывая на дверь направо). А он не слышит нас?
Отец. Нет, нет.
Дед. Он спит?
Отец. Думаю, что да.
Дед. Надо бы посмотреть.
Дядя. Малыш беспокоит меня больше, чем твоя жена. Ему уже несколько недель, а он все еще еле двигается, до сих пор ни разу не крикнул — не ребенок, а кукла.
Дед. Боюсь, что он глухой, а может быть, и немой… Вот что значит брак близких по крови…
Укоризненное молчание.
Отец. Мать столько из-за него вынесла, что у меня против него какое-то нехорошее чувство.
Дядя.
Отец. Да. Доктор не позволяет держать его в комнате матери.
Дядя. А кормилица при нем?
Отец. Нет, пошла отдохнуть — она это вполне заслужила… Урсула, пойди погляди, спит ли он.
Старшая дочь. Сейчас, папа.
Три дочери встают и, держась за руки, уходят в комнату направо.
Отец. В котором часу придет сестра?
Дядя. Думаю, что около девяти.
Отец. Уже пробило девять. Я жду ее с нетерпением — моя жена очень хочет ее видеть.
Дядя. Придет! Она никогда здесь не была?
Отец. Ни разу.
Дядя. Ей трудно отлучиться из монастыря.
Отец. Она придет одна?
Дядя. Вероятно, с кем-нибудь из монахинь. Им нельзя выходить без провожатых.
Отец. Но ведь она — настоятельница.
Дядя. Устав для всех одинаков.
Дед. Вас больше ничто не беспокоит?
Дядя. А из-за чего нам беспокоиться? Не надо больше об этом говорить. Нам больше нечего бояться.
Дед. Сестра старше вас?
Дядя. Она у нас самая старшая.
Дед. Не знаю, что со мной, — я неспокоен. Хорошо, если бы ваша сестра была уже здесь.
Дядя. Она придет! Она обещала.
Дед. Поскорей бы прошел этот вечер!
Три дочери возвращаются.
Отец. Спит?
Старшая дочь. Да, папа, крепким сном.
Дядя. Что мы будем делать в ожидании?
Дед. В ожидании чего?
Дядя. В ожидании сестры.
Отец. Никто к нам не идет, Урсула?
Старшая дочь (у окна). Нет, папа.
Отец. А на улице?.. Ты видишь улицу?
Дочь. Да, папа. Светит луна, и я вижу улицу до самой кипарисовой рощи.
Дед. И ты никого не видишь?
Дочь. Никого, дедушка.
Дядя. Вечер теплый?
Дочь. Очень теплый. Слышите, соловьи поют?
Дядя. Да, да!
Дочь. Поднимается ветерок.
Дед. Ветерок?
Дочь. Да, чуть колышутся деревья.