Эмма (пер. М.Кан)
Шрифт:
— Правда, — отозвался он без малейшего замешательства. — Только лучше им было предупредить ее. Глупость одна эти сюрпризы. Радости от них не прибавляется, а конфуз может выйти изрядный. Я ожидал бы от полковника Кемпбелла большей рассудительности.
С этой минуты Эмма готова была поклясться, что мистер Найтли не имеет никакого касательства к появлению инструмента. Однако сомненьям, не питает ли он нежных чувств к известной девице — не отдает ли ей особого предпочтения, — суждено было продлиться дольше. К концу второй песни голос у Джейн слегка охрип.
— Ну, и довольно, —
Но публике казалось мало. Еще одну — они ни в коем случае не хотят утомить мисс Фэрфакс, — одну-единственную, больше они не попросят. И все слышали, как Фрэнк Черчилл сказал:
— Вот с этой, я думаю, вы справитесь без усилий, тут первому голосу делать нечего. Она трудна для второго.
Мистер Найтли возмутился.
— Этот молодчик ни о чем не думает, — сказал он сердито, — ему бы только щегольнуть лишний раз перед всеми своим голосом. Ну, нет. — И он тронул за руку проходящую мимо мисс Бейтс. — Мисс Бейтс, вы что, с ума сошли, что это вы позволяете племяннице петь до хрипоты? Ступайте и вмешайтесь. Они ее замучат.
Мисс Бейтс, успев в неподдельной тревоге за Джейн лишь раза два пролепетать «спасибо», устремилась вперед и положила конец разговорам о пении. На том и завершилась музыкальная часть вечера, так как, кроме мисс Вудхаус и мисс Фэрфакс, молодых певиц не было, но не прошло и пяти минут, как сама собою — откуда она взялась, неизвестно — возникла мысль затеять танцы; мистер и миссис Коул, подхватив ее, обнаружили такую распорядительность, что через минуту из гостиной уже выносили, освобождая место, все лишнее. И уже миссис Уэстон, никем не превзойденная в контрадансах, села за рояль и заиграла зажигательный вальс, и Фрэнк Черчилл, подлетев с неподражаемой галантностью к Эмме, подал ей руку и повел занять место во главе танцующих.
Поджидая, покуда разделится на пары остальная молодежь, Эмма, под градом комплиментов своему голосу и музыкальности, все-таки находила время оглянуться и посмотреть, что поделывает мистер Найтли. Минута была решающая. Обыкновенно мистер Найтли не танцевал. Ежели он теперь кинется приглашать Джейн Фэрфакс, это могло кое-что знаменовать собою. Но нет. Он занят был беседой с миссис Коул — он безучастно, краем глаза, наблюдал за происходящим; вот уже кто-то другой пригласил Джейн, а он продолжал все так же беседовать с миссис Коул.
Больше Эмма за маленького Генри не волновалась, его интересам покамест ничто не угрожало, и она весело, с подлинным воодушевлением открыла бал. Танцующих набралось всего пять пар, но это не мешало ей наслаждаться редким и столь непредвиденным удовольствием, тем более что и кавалер оказался ей под стать. Пара из них получилась на загляденье.
К сожалению, им, по воле обстоятельств, пришлось ограничиться только двумя танцами. Час был поздний, и мисс Бейтс, беспокоясь о своей матушке, заторопилась домой. Слабые попытки возобновить танцы увенчались неудачей — им оставалось печально развести руками, поблагодарить миссис Уэстон и собираться восвояси.
— Быть может, оно и к лучшему, — заметил, провожая Эмму к карете,
Глава 9
Эмма не раскаивалась, что удостоила Коулов своим посещением. О многом приятно ей было вспомнить назавтра, и все то, чего она, может статься, лишилась, отказавшись от величавого уединения, с лихвою возмещалось великолепным сознанием своего успеха. Коулам она, вероятно, доставила величайшее блаженство — и заслуженно, отчего было не осчастливить такую славную чету!.. Да и на прочих произвела впечатление, какое не скоро еще изгладится.
Полное счастье, даже в воспоминаньях, дается нам редко — были два обстоятельства, о которых она не могла думать без легких угрызений совести. Во-первых, ее смущало сомненье, не нарушила ли она долг женщины перед другою женщиной, посвятив Фрэнка Черчилла в свои подозрения насчет сердечной тайны Джейн Фэрфакс. Едва ли она поступила хорошо, но мысль об этой тайне овладела ею с такою силой, что она не удержалась, а его готовность согласиться со всем, сказанным ею, была столь лестным комплиментом ее проницательности, что Эмма затруднилась бы сказать с определенностью, следовало ей держать язык за зубами или нет.
Второе обстоятельство, о котором она сожалела, также имело отношение к Джейн Фэрфакс — только тут у нее сомнений не было. Ей было определенно и искренне жаль, что она хуже ее поет и играет. Она всем сердцем горевала о том, что предавалась в детские годы лености, — и, засадив себя за рояль, с усердием позанималась полтора часа.
Занятия прервались приходом Гарриет, и ежели б мнения Гарриет было для Эммы довольно, то она бы мигом утешилась.
— Ах! Вот бы мне так играть, как вы с мисс Фэрфакс!
— Не ставьте меня с нею рядом, Гарриет. Мне до нее далеко, как лампе далеко до солнца.
— Ах, что вы! По-моему, вы играете лучше. Во всяком случае, не хуже. Мне, по крайней мере, больше нравится слушать вас. Вчера все в один голос сказали, что вы чудесно играете.
— Те, кто хоть сколько-нибудь разбирается в музыке, не могли не увидеть разницы. Правду не утаишь, Гарриет, — моя игра заслуживает похвалы с натяжкой, а игра Джейн Фэрфакс выше всяких похвал.
— Ну, а я думаю и буду думать, что вы нисколько ей не уступаете, а если разница и есть, то такая, которая никому не видна. Не зря мистер Коул говорил о том, с каким выраженьем вы играете, и мистер Фрэнк Черчилл тоже много говорил о выразительности, и что для него самое ценное — не техника, а чувство.
— Да, но у Джейн Фэрфакс, Гарриет, есть и то и другое.
— Вы уверены? Технику я заметила, а насчет чувства — не знаю. Про это никто не говорил. И не люблю я, когда поют по-итальянски — ни словечка не понять… А потом, если она и в самом деле так уж прекрасно играет, то ведь это прямая ее обязанность и больше ничего, ей же придется давать уроки. Сестры Кокс вчера говорили, что интересно знать, в знатное ли она попадет семейство. А как выглядели, на ваш вкус, девицы Кокс вчера вечером?