Эмма. Любовь и дружба. Замок Лесли
Шрифт:
– Не имею ни малейшего представления о пышных лондонских вечерах, сэр. Я всегда ужинаю дома.
– Вот как! – воскликнул мистер Элтон, и в его голосе зазвучали нотки удивления и жалости. – Я и не думал, что занятие юриспруденцией – такой рабский труд. Но ничего, сэр, вам непременно за все воздастся, и придет время, когда в вашей жизни станет меньше работы и больше удовольствий.
– Главным для меня удовольствием, – ответил Джон Найтли, когда они уже въезжали в ворота, – будет в целости и сохранности вновь очутиться в Хартфилде.
Глава XIV
При входе в гостиную Рэндаллса обоим джентльменам пришлось немного переменить манеры: мистеру Элтону стать сдержаннее и умерить свою радость, а мистеру Джону Найтли, напротив, держаться веселее и улыбаться
Такое удовольствие они могли себе позволить не всякий раз и уж тем более не сейчас, не в сегодняшние ничтожные полчаса до ужина, однако даже само присутствие миссис Уэстон, ее улыбка, прикосновение и голос немало радовали Эмму, и она решила отбросить мысли о странном поведении мистера Элтона и о других неприятных вещах и в полной мере наслаждаться вечером.
Несчастье бедной простудившейся Харриет обсудили во всех подробностях еще до приезда Эммы. Более того, мистер Вудхаус уже успел поведать и о том, как добрались они с Изабеллой, и что следом едет Эмма, и как же он рад, что благодаря их визиту Джеймс сможет повидаться с дочуркой. Тут наконец приехал второй экипаж, и миссис Уэстон улучила случай оторваться от мистера Вудхауса и его рассказов, чтобы встретить свою милую Эмму.
Эмма, которая решила на время позабыть о мистере Элтоне, с досадой обнаружила, что в гостиной он сел подле нее. Невозможно было не дивиться его невероятному равнодушию по отношению к ее подруге: мало того что, сидя рядом, мистер Элтон одним своим счастливым видом постоянно напоминал о весьма странном безразличии к несчастью Харриет, так он еще и без конца любезно обращался к Эмме по всяким пустякам, не только не давая позабыть о нем, но и своим поведением внушая ей невольную мысль: «А что, если мой зять прав? Неужели он и впрямь решил отречься от Харриет и избрать предметом обожания меня?.. Вздор и чепуха!» А между тем мистер Элтон так беспокоился, не холодно ли ей, с таким интересом слушал рассказы ее отца, так восторгался миссис Уэстон и, наконец, начал с таким пылом (и совершенно безо всякого знания дела) восхвалять ее рисунки, что, несомненно, походил на настоящего влюбленного. Эмма с трудом держала себя в руках. Ради своего же блага она не могла ответить ему грубостью, а ради блага Харриет даже старалась быть вежливой. В ее душе теплилась надежда, что все еще образуется. И все же давалась ей подобная учтивость нелегко, особенно из-за того, что мистер Элтон своей болтовней отвлекал ее от куда более интересного разговора. Мистер Уэстон рассказывал гостям что-то о своем сыне. Она несколько раз расслышала слова «мой сын», «Фрэнк» и снова «мой сын» и из каких-то долетевших до нее обрывков сделала вывод, что, скорее всего, он сообщает о скором приезде Фрэнка Черчилля. Однако не успела Эмма вежливо избавиться от собеседника и принять участие в общем обсуждении, как тема была исчерпана, и любые последующие вопросы пришлись бы некстати.
Стоит заметить, что, несмотря на решимость Эммы никогда не выходить замуж, было что-то такое в имени, в образе мистера Фрэнка Черчилля, что всегда ее привлекало. Она часто – особенно с тех пор, как его отец женился на мисс Тейлор – думала о том, что если бы она и вышла замуж, то вот он-то бы как раз и подошел ей и по возрасту, и по происхождению, и по положению. Благодаря связи между их семьями и вовсе казалось, будто они созданы друг для друга. Она предполагала, что все их знакомые, скорее всего, задумывались об их возможном союзе, и была более чем уверена, что такая партия приходила в голову мистеру и миссис Уэстон. И хотя Эмма вовсе не думала о том, чтобы променять свою нынешнюю
Таким образом, бесконечные любезности мистера Элтона оказались совершенно некстати, однако Эмма хорошо умела скрывать свое раздражение за напускной вежливостью и надеялась, что простодушный мистер Уэстон не удержится и еще раз повторит, хотя бы в общих чертах, вести о своем сыне. Так и произошло. За ужином Эмма наконец освободилась от мистера Элтона и села рядом с мистером Уэстоном, и тот, исполнив свои обязанности гостеприимного хозяина, то есть нарезав седло барашка, первым же делом обратился к ней:
– Сегодня нам не хватает лишь двоих: вашей прелестной маленькой подруги мисс Смит и моего сына – и тогда, можно сказать, мы все были бы в сборе. Вы, кажется, не слышали, как я рассказывал остальным, что мы ждем Фрэнка в гости? Утром я получил от него письмо, он приедет через две недели.
Эмма скромно, как и подобает, порадовалась и согласилась, что их компании как раз не хватает только мистера Фрэнка Черчилля и мисс Смит.
– Он хочет навестить нас еще с сентября, – продолжал мистер Уэстон, – и в каждом письме об этом пишет, но он не волен сам распоряжаться своим временем. Ему приходится угождать некоторым личностям, а им – между нами – угодить без жертв невозможно. Однако теперь-то я не сомневаюсь, что где-то на второй неделе января мы все же его увидим.
– Какие чудесные вести! Как вы, должно быть, рады! И миссис Уэстон так не терпится с ним познакомиться – она, верно, рада не меньше вашего.
– Да, вот только она думает, что его приезд снова отложится. Миссис Уэстон не разделяет моей уверенности, но она и не знакома так, как я, с особенностями того дома. Видите ли, дело в том – и это только между нами, остальным я ничего об этом не говорил, ведь у каждой семьи есть свои секреты – так вот, дело в том, что в январе в Анскоме ждут гостей, и приезд Фрэнка зависит от того, не отменятся ли эти самые гости. Если они все же прибудут, то ему придется остаться. Но я-то знаю, что они не приедут, потому что гости эти – семейство, которое одна довольно влиятельная в Анскоме особа порядком недолюбливает. И хотя из приличия их раз в два-три года и приглашают, до самого дела обычно не доходит. Я совершенно не сомневаюсь, что в середине января Фрэнк будет у нас. В этом я уверен так же, как в том, что сейчас сам здесь сижу. Но ваша старая подруга, – он кивнул в сторону другого конца стола, – настолько сама не капризна и настолько не привыкла к такого рода блажи в Хартфилде, что не может вычислить ее последствия так, как это привык делать я.
– Досадно слышать, что в этом деле столько условий, – отозвалась Эмма, – но я, мистер Уэстон, склонна принять вашу сторону. Если вы полагаете, что он приедет, то и я буду считать так же. Вы лучше нас знакомы с порядками в Анскоме.
– Да, знаком в некоторой степени, хотя ни разу там и не был. Сложно понять эту особу! Но из-за ее любви к Фрэнку я не позволяю себе дурно о ней отзываться. Раньше я думал, что любить она может только себя, однако к нему она всегда была добра – конечно, по-своему, с капризами, с причудами и с желанием, чтобы все делалось лишь согласно ее воле. И я даже думаю, Фрэнку делает честь, что он умудрился вызвать в ней подобные чувства, ведь ее сердце – но это тоже только между нами – сделано из камня, а нрав сравнится лишь с дьявольским.
Эмму так порадовал этот разговор, что вскоре после ужина, когда некоторые из них перешли в гостиную, она завела ту же беседу с миссис Уэстон, поздравив ее со скорым приездом долгожданного гостя и при этом отметив, что первые встречи бывают волнующи. Миссис Уэстон согласилась, однако добавила, что радовалась бы еще больше, если бы эта первая волнующая встреча действительно состоялась в назначенное время:
– Я не слишком рассчитываю, что он приедет. Мистер Уэстон куда более уверен в его визите. Я же боюсь, что все это опять кончится ничем. Полагаю, он рассказал вам в точности, как обстоят дела?