Эмпайр
Шрифт:
— Солнышко, про своё колдовство я знаю достаточно, — слегка раздражённо кривит губы он. — Я спросил, есть ли такое? — вновь указывает Деймон в книгу, наклоняясь ко мне.
Я медленно перебираю варианты, копаясь в своей памяти в попытке вспомнить, где именно я с этим сталкивалась. Конечно, это возможно. Я видела подобное у касты магов, но этот свиток уж точно не безделушка, как он окрестил его. Для того чтобы использовать его эффективно, нужно очень сильно постараться, развивая определённый набор навыков под конкретным заклинанием, и желательно под контролем того, кто уже знаком с техникой Подмагии Крови, а в нынешних обстоятельствах это вряд ли возможно, ведь я нигде не встречалась с этим, кроме как на страницах отдельных экземпляров книг.
— Я видела подобное пару раз
— Вот в этом я как раз не уверен, — отрезает задумчиво Тёмный таким голосом, как будто он уже с этим сталкивался, причём лично.
Он внимательно изучает меня, после чего откидывается в кресло и переводит взгляд наверх, а я, делая вид, что читаю, в очередной раз пристально разглядываю его, не в силах удержаться. Он высокий, почти на голову выше меня, хорошо сложён и достаточно красив. Как всегда, весь в чёрном — сейчас на нем идеально сидящая чёрная рубашка, расстегнутая на верхние пуговицы и закатанная до локтей, и чёрные обтягивающие брюки. На руках тройка кожаных браслетов, а на пальцах — пара неброских колец и небольшая резная серьга в ухе. Смолянистые волосы чернее угля спутанными непослушными прядями падают на его высокий лоб. Густые тёмные брови, скрывающие тайну чёрных глаз, прямой нос и острые, чётко очерченные скулы, придающие лицу неповторимую изящность, а в дополнение ко всему — пухлые губы, на которых частенько играет самодовольная и такая обезоруживающая меня порой улыбка. Но самое основное — это глаза. Чёрные глубокие глаза с едва уловимым рубиновым отливом кровавого оттенка, которые источают силу и уверенность. Которые источают превосходство и непоколебимую веру в то, что он лучше. Лучше тебя. И он сделает всё, чтобы и ты это признал. Никак иначе.
Его отличает не только притягательная внешность с неповторимым тёмным очарованием, но и его колдовская сила, по мощи с которой сравнится далеко не каждый. К своим двадцати двум годам Деймон Калейд, пожалуй, мог бы дать фору старейшинам из своего тёмного клана по знаниям, отставая от них по силе. Впрочем, и это лишь вопрос времени. Думаю, он уже может считаться одним из сильнейших не только в Нижнем Прайме, но и в Верхнем. Его широкий круг знакомств и спектр увлечений разительно выделяет его среди обычных студентов: в его друзьях лидеры сильнейших гильдий а в Робиусе только и разговоров, что об его триумфах на аренах. Слухи о его любовных похождениях, а также резонансных убийствах, к которым он мог приложить свою руку, создают вокруг него ауру того, с кем лучше не связываться, и кого лучше не злить. Деймон из тех, кто всегда получает всё, что захочет и когда захочет.
— Спасибо, — говорит он, задумчиво смотря на меня, — ты очень помогла. Про магов воды — это может быть интересно. С меня, я думаю, причитается на этот раз.
— Что-то мне не хочется, чтобы ты был мне должным, — возражаю я, шутя.
— Поверь, тебе понравится, — отвечает он, вставая и опираясь на стол рядом со мной. — Очень понравится. Большинство многое бы отдали за это.
— Деймон, ты же знаешь, мне нечего просить, — поднимаю я свои глаза на него.
— Ты просто плохо подумала. Я дам тебе время, — слышу я его проникновенный голос, когда он наклоняется ко мне.
По телу ползут мурашки, и я неотрывно смотрю в его тёмные, словно оникс, глубокие глаза. Чертовски притягателен и ужасно опасен — вот что я вижу и ощущаю, что видят и ощущают все. Какие бы то ни были эмоции: вожделение, ненависть, зависть, недоверие, влечение либо банальный страх — они тебя точно коснутся и не оставят равнодушным, ведь мимо него невозможно хладнокровно пройти мимо.
— Ты же поступаешь в Верхний Прайм? — он делает движение головой в сторону беспорядка книг вокруг меня.
— Я решила попробовать, но думаю, что у меня нет шансов, равно как и у всех из моей касты, — с плохо скрываемыми эмоциями говорю я.
— Поверь,
— Запомни: всегда есть выход. Ты, видимо, плохо стараешься, — произносит он, сверкая своими чёрными глазами, в которых я улавливаю какую-то странную тень.
Плохо стараюсь… Если бы он только знал… Хотя, учитывая, что мы с ним в библиотеке по большей части всегда были только вдвоём, он, как никто другой, точно знает, с каким отчаянным рвением я стараюсь, и притом далеко уже не первый год. Он резко смотрит на часы, неожиданно что-то вспомнив, и, взяв книгу, стремительно вылетает из библиотеки, оставив меня с моими кишащими мыслями наедине.
Еще несколько часов, до конца не отдавая себе отчета в том, что делаю и, собственно говоря, зачем, я, как одержимая, просиживаю в библиотеке в поисках сведений относительно Подмагии Крови. Я прошерстила несколько стопок книг в надежде найти хоть что-то похожее у других кланов, но так и не преуспела. Захлопнув с неудовлетворённым любопытством очередное бесполезное чтиво, я ложусь на успокаивающую прохладную поверхность стола, задавая себе единственный вопрос, который следовало бы задать парой часов ранее: зачем? Зачем и ради чего я потратила столько времени впустую? Хотя, на самом деле, я точно знаю ради чего и, главное, кого, ведь на экзаменах этого точно не будет.
Действующий на нервы кишащий гул постепенно стих, уступая место укутанным в плащ ветхого пергамента древним писаниям и вековой истории тишине, прерываемой лишь треском восковых свечей и шелестом перелистываемых страниц самых отчаянных студентов. Посчитав, что сегодня из меня уже не выйдет никакого толку, я выхожу в выложенной ровной мраморной кладкой основной холл Прайма с высокими от пола до потолка деревянными окнами и объемными картинами, каждая из которых в отдельности может считаться произведением искусства. Через величественные двери я попадаю в просторный зал столовой, утопающий в обилии декоративных вечнозеленых цветов и растений. Струящийся через высокий стеклянный потолок свет падает на многочисленные массивные дубовые столы, прямыми рядами стоящие вокруг. Студенты теснятся группами то тут, то там, оживленно обсуждая предстоящие экзамены и хвастая своими новыми навыками перед другими. А я, неторопливо огибая пару столов, наконец, вижу, компанию моих дорогих подруг на нашем любимом месте под кроной дикого винограда. За столом сидели Лаэта и Лиретт, жарко что-то обсуждая, а Нимуэй с широкой улыбкой, не отрывая от них взгляда, ловила каждое их движение и слово. Принадлежащие одной касте, но противоборствующим кланам, они частенько впадали в споры по такому широкому спектру тем, что я порой удивляюсь, как им ещё есть что обсуждать, и как вообще то, что они обсуждают, вызывает такие споры.
— Ну и что на этот раз? — спрашиваю я с интересом, подсаживаясь к ним.
— Да неужели! Сегодня ты что-то совсем долго! — слегка обиженно восклицает Нима, которая никогда не понимала моего яростного увлечения библиотекой. — Мы уже собирались идти за тобой и вытаскивать тебя из этого мира скуки в мир споров о великом!
— И споры о великом — это?
— Это Брэдфорд, — громогласно провозглашает она.
Чего? Споры о пророке-создателе? Эти споры возникают уже не первый раз, и причём не только у нас. «Руками Вильяма Брэдфорда Боги очистили наш мир от черни и неверия», — вспоминаю я слова писания и слегка морщусь от этого пафосного вранья. Как бы ни прославлялась в нашем обществе мощь и сила Всевышних, сложно закрыть глаза на массовый геноцид, устроенный ими с легкой руки. Можно бесконечно во всеуслышание утверждать, что это было неизбежно, что люди сами сделали это своими собственными руками, что Боги были вынуждены пойти на крайние меры для спасения человеческого рода, но мне всегда было сложно принять миллионы безвозвратно потерянных жизней, сгоревших в огне войны в темнейшие времена нашей истории человечества, которые сейчас громогласно называют «возвращением на истинный путь».