Энциклопедия мифов. К-Я
Шрифт:
– Странная идея - держать меня в темнице. Кому, интересно, это могло бы понадобиться? Все наоборот: однажды я вырвалась на волю, и с тех пор своей воли у меня больше нет. Я ничего не решаю. Хотелось бы, конечно, махнуть рукой, сказать тебе: давай отложим на какое-то время все эти дурацкие, хлопотные чудеса, возьмем отпуск, проживем несколько месяцев неспешно, со вкусом. К морю съездим, что ли...
Маша мечтательно вздыхает. Я уже почти готов поверить в чудесную перемену нашей общей участи. А вдруг действительно?..
– Ну, так за чем дело стало? Скажи.
– Что бы я ни сказала, это дела не изменит. Когда для тебя наступит утро нового дня, меня, скорее всего, не будет рядом. Я не планирую убежать, но предчувствую, что именно так и случится. Я же говорю тебе: своей воли у меня нет. И ничьей воли нет для меня. Я просто случаюсь, происхожу, проистекаю, бываю... Но не всегда, а время от времени, от случая к случаю. Не понимаешь?
– Мягко говоря, не очень.
– И не поймешь, пока не попробуешь. Но ты непременно попробуешь. Да ты уже начал пробовать. По ма-а-ахонькой такой капельке... Оно и правильно: новую судьбу следует вводить в организм гомеопатическими дозами.
– А мои дозы именно "гомеопатические"?
– ухмыляюсь.
– Страшно даже представить, как выглядит большой глоток...
– Да уж, представить - страшно. А проглотить - сладко. Даже захлебнуться - дивная, прекрасная мука. В свое время я-то как раз чуть не захлебнулась. Но за мной, к счастью, присматривали.
– Франк?
– Ну, положим, твоего приятеля Франка хлебом не корми, только дай слепых котят в Мировой океан пошвырять... Но на нем свет клином не сошелся, в этом доме на перекрестке миров вечно ошивается всякий славный народ. Турбаза у них там, или что-то в таком духе... Да ты ведь и сам успел познакомиться с тамошними завсегдатаями?
– Ага. Дивная компания. Интеллигентный спецназовец, безумная старушка, блондинка с баяном, босяк в пальто и девочка с плеером. Впрочем, сначала, я подумал, что она - мальчик...
– Ангелика, - кивает Маша.
– Прочих не узнаю. Наверное, они дурачились. Или ты сам как-то иначе их видел... Впрочем, в этом доме все зыбко и переменчиво, и только Ангелика - почти константа. Она со мною поначалу нянчилась. Не очень долго, но мне вполне хватило.
– Это хорошо, - киваю.
– Славно, что она с тобой нянчилась. Тебя надо любить и беречь. Пусть хоть кто-то этим занимается, если уж меня, дурака, никогда нет под рукой...
– Здесь могла бы быть ваша реклама!
– хохочет Маша.
– Что?
– Ну, ты сказал это таким тоном...
– виновато досмеивается она. Словно бы моя жизнь - журнальная полоса, а место, отведенное для твоего присутствия, зияет пустотой, как непроплаченное рекламное пространство... В каком-то смысле, так оно и есть. Это довольно большое место. Одна четвертая полосы, скажем...
– Ну, хорошо хоть не одна тридцать вторая!
– Одна тридцать вторая моей жизни - это тоже немало, поверь. Тем не менее, для тебя выделена целая четверть. Надеюсь, когда-нибудь ты ее все-таки заполнишь.
– Это очень серьезное предложение, - говорю, привлекая ее к себе.
Глава 122
Хоори
... рождается в покоях, объятых пламенем.
Все чудесным образом переменилось. Прежде я просыпался и обнаруживал, что Маши больше нет рядом; теперь же бодрствовал подле нее до рассвета, а когда, наконец, заснул, остался один. В какой-нибудь из жизней я всегда буду один, очевидно. Так почему-то надо.
Утреннее солнце растопило мне веки, опалило ресницы, огненными пятнами и полосами исчертило сладкую, дремотную тьму. Поэтому, наверное, мне снилось, что я - не то полено в огромном костре, не то саламандра, пляшущая на раскаленных угольях, не то колдун, приговоренный к сожжению, и лишь за чертой неизбежного, по ту сторону ужаса и боли, вдруг осознавший свою истинную, огненную природу. Я жил в пламени, или сам был огнем; словом, учился иному способу бытия, хотя даже тогда, в самом дальнем тупике лабиринта сновидений, не представлял, в каких обстоятельствах может понадобиться это странное умение.
Когда я проснулся, полуденный жар показался мне прохладой. Маши нигде не было. Оно, возможно, и к лучшему: огонь все еще бушевал под кожей, и я всерьез опасался, что мое прикосновение может оставить ожог. Иначе, почему так потемнел и даже, кажется, оплавился ворс коврового покрытия, на которое я как-то умудрился скатиться с постели? Огромное, отчетливо пахнущее паленым пятно почти в точности воспроизводило форму человеческого тела. Ну, дела...
Я отправился в ванную. Там с восхищением обнаружил, что ледяные струи воды, соприкасаясь с моей кожей, начинают клубиться паром. Лишь час спустя мне удалось почувствовать их холод; еще через несколько минут я, наконец, задрожал от внезапного озноба. Понял, что исцелился. Закутался в махровое полотенце и побрел на балкон: обсыхать.
По дороге я тщетно пытался обнаружить в доме хоть какие-нибудь следы Машиного пребывания. Тщетно: ни предметов туалета, ни следов помады на посуде, ни единого белокурого волоска в зубцах гребня. Даже записку она мне не оставила. С другой стороны, какая тут может быть записка? Ничего такого, о чем можно сказать словами, с нами, кажется, не случилось. А события минувшей ночи вполне хороши и без вещественных доказательств.
Глава 123
Хрейдмар
... хозяин двора, у которого заночевали боги.
Сижу на балконе, цежу сквозь зубы ледяную воду из тонкого стакана. Прочие напитки вызывают у меня сейчас отвращение, зато воды хочется все время: остатки внутреннего пожара гашу, так, что ли?..
Если не принимать во внимание тайную подоплеку моей жажды, можно сказать, что у меня выдалась, наконец, минута отдыха от чудес, которые как-то незаметно переполнили жизнь до краев, не оставив места посторонним, профанным сюжетам. Совсем недавно были лишь разрозненными эпизодами, от каждого из которых волосы дыбились, а теперь, гляди-ка, чуть ли не рутиной стали. Только и радости, что на балконе посидеть. Лишь здесь, кажется, ничего из ряда вон выходящего со мною не происходит.