Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К
Шрифт:
– Ее, часом, не Клара зовут? – ухмыляюсь, припоминая свою давнюю благодетельницу, виновницу моего переезда в Москву, белобрысую валькирию, сгинувшую где-то в месте пересечения телефонных проводов. Было бы забавно предположить, что всех немок зовут Кларами – по крайней мере, всех немок, которые попадаются на моем пути.
– Да, Клара-Мария… Когда это вы успели познакомиться? Она всего пять минут назад…
Сонливость мою как рукой сняло. Клара-Мария, подумать только! Знаковое имечко, ничего не скажешь.
– Мы не успели познакомиться, – торопливо объясняю Раисе. – Я случайно угадал, ты же знаешь,
– Не знаю. Может, хочет, чтобы ты ее сфотографировал. Обнаженной, с балалайкой, на шкуре бурого медведя… А может, что-то из «Едоков» купить решила. Она из Вени полчаса кровь пила ведрами… А еще говорят, что Клара-Мария в Москву за женихами ездит. Каждый год увозит с собой нового русского мужа. Может быть, ты в ее вкусе?
– Конечно, – ржу. – Всем известно, что я самый недорогой и покладистый мальчик по вызову в столице. Веди ее сюда немедленно!
Ржать-то я ржу, а сам настороже. Не может быть, чтобы женщина по имени Клара-Мария появилась в моей жизни просто так, в качестве скверной шутки. Ежели Клара-Мария – значит, посланница небес, не иначе.
Трепещу, словом.
Однако судьба моя не только щедра на сюрпризы, но и не лишена своеобразного чувства юмора. Стоило связывать воедино два столь важных для меня женских имени, чтобы присвоить их сумму здоровенной морковно-рыжей тетке с грушевидным туловищем, деревенским румянцем во всю щеку, трогательным носом-кнопкой и громоподобным, как у фрекен Бок, голосом… Она еще и в белое платье нарядилась – ни дать ни взять Дед Мороз и Снегурочка в одном флаконе. И смех и грех, право!
Впрочем, замуж за меня она явно не собиралась – и на том спасибо. Просто хотела расспросить об авторе «Едоков». Вениамин, рекомендовавший меня вниманию варяжской гостьи, корчил злорадные рожи, то и дело выпрыгивая из-за ее массивной спины, как чертик из табакерки. Тоже мне трикстер-любитель…
Впрочем, минуту спустя я уже не обращал на него внимания. Комичная толстуха оказалась гениальной собеседницей. По-русски она говорила блестяще, с едва заметным акцентом, который даже добавлял ей обаяния. Я начал думать, что русские мужья Клары-Марии (если они не были местной легендой), вполне возможно, прельщались не только ее буржуинским гражданством. С этой женщиной хотелось встречаться по утрам за завтраком: неторопливая плавная речь, низкий бархатный голос без нервирующих взвизгов, разумные суждения и парадоксальные замечания – лучшее лекарство от утренней меланхолии.
Клара-Мария сообщила, что собирается приобрести несколько работ моего покойного друга; я одобрил ее намерение и рассказал несколько дежурных легенд про мертвого гения. Она заметила, что еще не встречала живого человека, чья жизнь была бы столь похожа на литературное произведение; я обалдел от такой проницательности, но выкрутился, заявив, что мой друг, к сожалению, уже несколько лет не является живым человеком. Она оценила мою смекалку и сочувственно покивала; я расслабился и предложил даме выпить.
Ей-богу, через полчаса мне казалось, что мы с Кларой-Марией – старинные друзья, чуть ли не бывшие одноклассники, воссоединившиеся после долгой разлуки. Она умела и внимательно слушать, и занимательно рассказывать, и лукаво соглашаться,
– Теперь я могу позволить себе роскошь разговаривать бесплатно, – похвасталась она. – Прежде, когда я работала на радио, болтовня казалась мне бессмысленным расточительством. Мой первый муж подал на развод, когда я отказалась вести с ним нелимитированные бесплатные разговоры: десять минут в сутки, Томас, – сказала я, – десять минут, а потом я включаю счетчик, как таксист!.. А нынче я почти каждое утро отправляюсь в кондитерскую пить кофе с соседками. Пить кофе – это, конечно, только предлог. На самом деле нам требуется не кофе, а «почесать языки» – так это будет по-русски? Меткое выражение! От долгого молчания язык действительно начинает чесаться, это проверено… Впрочем, мы любим ходить в кондитерскую еще и потому, что для этого следует подняться по «Небесной лестнице». И романтично, и полезно для здоровья: по дороге тратишь столько же калорий, сколько содержится в куске яблочного штруделя…
Я ушам своим не верил. Они поднимаются по «Небесной лестнице»?! Причем только для того, чтобы попасть в свою сраную кондитерскую и сожрать там яблочный штрудель?! «Романтично и полезно для здоровья?!» Уму непостижимо!
– Погодите, Клара-Мария, – прошу. – Погодите. Я вас, наверное, как-то неверно понял. Вы поднимаетесь по «Небесной лестнице»? Как такое может быть?
– Очень просто, – смеется. – Наши дома стоят внизу, у озера, а кондитерская – на вершине холма. Удобнее всего добираться туда по улице-лестнице. Она называется die Himmelich Leiter, «Небесная лестница»… я бы даже сказала – «Небесная стремянка», если вам требуется более точный перевод. Стационарная лестница – это все же «die Treppe»…
– А, «Leiter», значит, переносная, – киваю понимающе. – Лестница, которую можно принести в нужное время в нужное место, установить, забраться – ну, скажем, в небеса, – а потом аккуратно убрать, словно и не было никакой лестницы. Ясно. Спасибо, Клара-Мария, вы мне очень, очень помогли…
Она разглядывает меня с неподдельным интересом.
– Помогла? Чем же я вам помогла? Вы изучаете немецкий язык?
– Можно сказать и так, – улыбаюсь устало. – Только я не слишком усердный ученик. Три года назад выучил слово «die Schicksalkreuzung». Теперь вот «die Himmelich Leiter». Моя эрудиция не слишком впечатляет, правда?..
Клара-Мария укоризненно качает головой.
Я больше не могу оставаться в этом гостеприимном доме, на пепелище угасающей новогодней вечеринки. Мне нужно проветриться. Подумать. Составить план действий. Потому что…
Ну да, конечно.
Несколько часов назад наступил тысяча девятьсот девяносто пятый год, и посланница судьбы по имени Клара-Мария явилась ко мне, чтобы сообщить точный адрес паучьих сетей, в которые я твердо намерен угодить, ибо крылья мои давно уже увязли в восхитительных этих тенетах, и причудливые переплетения липких волокон услаждают мой взор и туманят разум…