Энциклопедия русской души
Шрифт:
– Парни!
– крикнула Сесиль с середины реки.
– Парная вода!
– Мне стыдно за мою русскую постановку вопроса, - сказал Грегори.
– Россия меня шарашит. Если Серый есть, значит, прав Достоевский, говоря о русском боге. Но если он прав, то как я могу защищать ценности западного мира? Представь себе, я об этом напишу. Не напечатают.
– А ты говоришь, в Америке нет цензуры, - сказал я.
– Ее нет, - Грегори выкатил грудь колесом, - и ты был не прав на конференции в Хайдельберге, когда сказал о ней.
– Я испытал ее на себе!
Мы тогда в Хайдельберге поссорились и больше не виделись до грузинского ресторана.
фекальная
– Грегори, конечно, умник, но мы и сами с усами, - сказал Саша.
– Я обнаружил странное место. Фекальную станцию. Там есть один очень подозрительный мужик.
– Фекальная станция!
– взорвался я.
– Мало тебе Вышнего Волочка?
– Не я страну придумал. Я что, виноват, если Россия завязана на говне?
– Ни за что не поеду!
Был понедельник. Фекальная станция не работала.
– Надо же, - сказал я.
– Директор есть, фекалии есть, а станция не работает.
В понедельник работники фекальной станции опохмелялись. Во вторник они пытались включить генератор, но кнопки не слушались. Станция то переваривала фекалии, то отключалась и затоваривалась.
– Где подозрительный?
– спросил я.
– А вы присмотритесь.
В среду включился генератор, и фекалии перерабатывались. Они перерабатывались весь четверг. Фекальная обработка вошла в апогей. Работники были азартны и все, как один, на вид подозрительны, включая директора. Утром в пятницу фекалии тоже перерабатывались, но вторую половину дня они уже перерабатывались слабее и слабее, а к вечеру вовсе не перерабатывались -работники сходили в магазин, а директор вообще покинул свой пост.
– Кто вам внушает наибольшее подозрение?
– спросил Саша.
– По-моему, директор.
– А, по-моему, вы, - пошутил я.
– Глупая шутка, - резко обиделся Саша.
В субботу народ на станции не работал, хотя, по идее, она работала без выходных. В воскресенье станция и обслуживающий персонал были мертвы.
Саша, застегнутый на четыре пуговицы, довез меня с фекальной станции до дома.
– Не расстраивайтесь, - сказал он.
– Найдем Серого в другом месте.
– Где?
Саша достал из кармана два авиабилета компании "Дельта".
– Завтра летим в Сан-Франциско.
– Зачем?
– Вдруг он там?
После фекальной станции сан-францисский "Хилтон" нам понравился. В баре на первом этаже мы залились по уши коктейлем "Маргарита", пошли гулять по Маркет-стрит и кричали:
– Ну, кто тут Серый? Выходи!
В окнах развивались пидерастские радужные флаги. Никто не вышел. Но нас подобрали на день рождения Большой Заи из Сан-Франциско. Сборище больше ста человек. Они кружили по комнатам апельсиново-голубого цвета с пластмассовыми стаканчиками, обмазанные кетчупом и майонезом. Разговор шел о западно-африканской музыке и подводном клипе с нарочито замедленным участием Большой Заи. Сама Большая Зая в черной майке, черных джинсах, с открытым пупком плясала перед ярко горящим камином.
Вернувшись в отель, мы с Сашей залезли в джакузи, прыгали, брызгались, пели, цинично обсуждали достоинства Большой Заи и заснули в одной кровати, обнявшись, как две длинные зеленые редьки, но наутро, смущенные, мы вновь были на "вы".
мужик
Вакханалия анекдотов, национальных образов, частушек, пословиц, неотпетых мертвецов должна была в конце концов рвануть, воплотившись
– Чего пришел?
– спросил он.
– Взял и пришел.
– Мне в тебе что нравится? Ты отвязный. Тебе ничего не надо.
– С чего ты взял?
– У тебя хуй не болит за Россию.
– Ладно, - по-доброму сказал я.
– Хватит мерится хуями.
богоборцы
Некоторые русские богоборцы предъявляют претензии к Богу, считают, что Бог несправедлив - убивает миллионы неповинных людей, отнимает у родителей малолетних деточек, соглашается на войны, теракты, несчастные случаи. Но у Бога есть воинство душ, это его дети, хорошие и не очень, у него на них свои виды, свои с ними счеты. А тело - мешок костей и производитель новых мешков, случайное убежище, исправительная колония души. Тело он не берет во внимание. Поэтому оно такое дырявое, скоропортящееся. За телом нужно следить самим.
невеста
Стране низкого качества жизни к лицу опрощение. Зато русская природа очень ранима. Нужна поэтическая строка, чтобы ее утешить. У русских девушек много чего хорошего. Светлого. Но есть изъян, с которым ничего не поделать. У русских девушек плебейские глаза.
– Невеста - переходящий вымпел, - заметил Серый.
– Вчера - твоя. Сегодня - моя.
Умная и вшивая. Невеста с зубами. Такой она мне досталась. Вшивая умница. Со страшным детским личиком.
анекдот
Русский продаст душу за хороший анекдот. Он - бродячая коллекция анекдотов. Всегда наступает такой момент, когда пора рассказывать анекдоты. После четвертой перед пятой. Анекдоты делятся на подвиды. Есть неприличные. Есть похабные. Про ежей. Почти все анекдоты - смешные.
– Русский живет внутри анекдота, - говорил Серый.
– Ползает по его внутренней склизкой поверхности. Ты начитался всяких Бердяевых, всяких маркизов, блядь, де Кюстинов, и думаешь - банку вскроешь. Француз -вскрытая банка, а русский - это когда она вспухла и внутри бродит от томатного соуса. Ты вот мне подай любой другой народ, который так соком гнилым заплыл. А ты говоришь - иностранцы.
Я стал думать над его словами.
Россия - мать анекдотов. Мы создали государство-анекдот. Когда позолоченный пафос сходит, остается один анекдот. Что значит жить в анекдоте? Анекдот - русский жанр, неизданные произведения. Непечатность русского анекдота идет от его изначального неприличия, которое, в свою очередь, отражает изначальное неприличие русской жизни. В России все неприлично. Неприлично рождение. Неприлична смерть. Неприлична власть. Неприличен народ.
Сделать что-нибудь неприличное - высшее приличие. Все остальное в системе русского мира не считается и даже не учитывается. Гоголь стоит на анекдоте и не развенчивает его. То же самое у Платонова - анекдотические страсти. Другие - пафосные -интеллигентские - писатели, может быть, и нужны, но они не свои. Свой -неприличен. Свой перднет. Свой насрет. Свой, наконец, убьет. Но если он убьет внутри анекдота, он будет прощен. Чаадаев негодовал, что анекдот Гоголя нравится, а его собственные горькие мысли - нет. Гоголь - не сумасшедший, а он, Чаадаев, ходит по городу умалишенным.