Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Чуть позже «Романса миссис Ребус» была написана «Песня мыши» (1973), где главная героиня также говорит о море, в котором она должна погибнуть, и об отсутствии помощи: «Неужели никто не решится? / Неужели никто не спасет?» = «Спасите, спасите! О ужас, о ужас…»; «Силы оставят тело мое, и в соленую пыль я / Брошу свой обессиленный и исстрадавшийся труп» = «Но силы покинут — и я утону»; «Я уже отраженья не вижу — море тиною заволокло» = «Но в море мутном, блеклом / Мне холодно, однако» (АР-1-132). Поэтому, кстати, и «в треугольнике Бермудском — / Сплошь бермутная вода» («Письмо с Канатчиковой дачи»; АР-8-50), а в стихотворении «Упрямо я стремлюсь ко дну…» сказано, что «линяют страсти под луной / В обыденной воздушной жиже», то есть в том же «мутном море» и «бермутной воде». Причем если в «Песне мыши» героиня вспоминает: «И вдруг — это море около <.. > Я в нем, как мышь, промокла», то и в черновиках «Гербария» (1976) лирический герой скажет: «Промок в студеном море я» (АР-3-20). А в «Песне мыши» море как раз было студеным, поскольку героиня «продрогла, как собака».

Одинаковая ситуация разрабатывается также в «Песне мыши» и в «Песне самолета-истребителя»: «Воды нахлебаюсь и вмиг утону. <…> Откуда-то море около» (АР-1-128) =

«Вот море, сейчас захлебнусь водой!» /2; 385/.

Вместе с тем многие мотивы из «Песни самолета-истребителя» уже встречались в песне «Спасите наши души» (1967) [693] ^[694] .

В первую очередь, обращает на себя внимание, что герои почти одинаково описывают свое местопребывание: «Уходим под воду <…> Но здесь мы на воле — ведь это наш мир» = «Небо — моя обитель». Однако им приходится нелегко: «Но всё ж мы на воле, хоть стонем от ран» (АР-9-124) = «Уйду — я устал от ран!» /2; 87/, -хотя здесь же наблюдается формальное противоречие: «Мы ран не залечим. Нам нечем… Нам нечем!..» /2; 349/ — «Меня механик заштопал» /2; 87/.

693

В 1979 году Высоцкий сказал Наталье Тереховой (ее муж, Валентин Терехов, был советником советского посольства в Белграде): «.. самое главное — то, что я писал эту песню вообще не о подводниках! Я сочинил ее летом в Коктебеле [Доме творчества писателей], и посвящается она не морякам, а писателям и поэтам!» (Андриянов М. Подводники ни при чем // День. М., 2003. 23 янв. № 14. С. 8). О том же, что послужило внешним толчком к написанию песни «Спасите наши души», Высоцкий написал в «Монологе о военных песнях» (1970), который представляет собой сценарий несостоявшейся телепередачи: «На конец я оставил одну из моих самых любимых песен. Песня о подводной лодке. Опять — я никогда не погружался в лодке, тем более не всплывал в минных полях, — я только слышал как-то историю, как лодку, которая израсходовала боеприпасы, немцы хотели захватить, и как ее направили на форт и разбили о причал, чтобы она не досталась врагу» /6; 225/. Для полноты картины процитируем также его письмо к Л. Абрамовой (Одесса — Юрмала, 09.08.1967): «А тут я продал новую песню в Одессу, на киностудию. Песню писал просто так, но режиссер услышал, обалдел, записал — и сел переписывать сценарий, который называется “Прокурор дает показания”, а песня — про подводную лодку» /6; 375/. Однако песня в фильм не вошла.

694

Такая же ситуация описывается в черновиках песни «Свой остров» и стихотворения «Я верю в нашу общую звезду…»: «С хода в берег врезался наш бриг — / Искорежен весь остов» (АР-10-77), «Пусть врежемся мы в столб на всем ходу» /5; 556/. И это предсказание сбылось 1 января 1980 года, когда Высоцкий с друзьями ехал на машине по полночной Москве и, как вспоминает Валерий Янклович, «несся на бешеной скорости и врезался в троллейбус. Севка Абдулов сломал руку, у меня — сотрясение мозга, у девушек, которые с нами ехали, ушибы, а ему ничего!» (Валерий Янклович: «В наш тесный круг не каждый попадал…» / Записала Марина Порк // Караван историй. 2015. № 5. С. 124). Как сказано в том же стихотворении «Я верю в нашу общую звезду…»: «Наш поезд с рельс сходил на всём ходу — / Мы всё же оставались невредимы».

В обоих случаях герои находятся в критической ситуации: «Конец всем, печалям, концам и началам» /2; 46/ = «Кончилось всё — я в глубоком пике» (АР-3-212), — и готовы на отчаянный поступок: «Мы врежемся в берег»473 /2; 45/ = «Возьму да <и> врежусь, пусть он не гудит» (АР-3-210), — поскольку умирают от отсутствия воздуха и запредельных нагрузок: «Ну что ж он не слышит, как бесится пульс: / Бензин — моя кровь — на нуле!» = «И рвутся аорты <…> Услышьте нас на суше!»; «Лежим и не дышим, чтоб пеленг не дать» (АР-9-121), «Затихли на грунте и стонем от ран» (АР-9124) = «Уж лучше лежать на земле!» /2; 88/. Но наряду с этим они намерены драться до конца: «Всплывем на рассвете, а там и ответим / Им залпом торпед» /2; 349/ = «Мне хватит снарядов и пуль» /2; 384/.

Герои понимают, что им предстоит умереть в расцвете сил: «А гибнуть во цвете…» = «Досадно, что сам я немного успел», — и говорят о скорой смерти: «Наш SOS всё глуше, глуше» = «Но что это, что?! Я в глубоком пике / И выйти никак не могу!».

В черновиках «Песни самолета-истребителя» лирический герой говорил: «Вот море, сейчас захлебнусь водой!» /2; 385/, - а в песне «Спасите наши души» герои погружались под воду непосредственно в море.

И еще одно наблюдение. В черновиках «Песни самолета-истребителя» герой говорит: «Летчик убит, я лечу налегке / Вон из содома. / Кончилось всё — я в глубоком пике! / Мир вашему дому!» /2; 385/, - что напоминает высказывание самого поэта из дневниковой записи В. Золотухина от 25.04.1977: «Когда уж совсем конец, думаешь: ну и хрен с ним… Легко становится..»⁴⁷4

Важно также отметить, что в песне «Спасите наши души» предвосхищена ситуация, в которой окажется главная героиня «Песни мыши»: «Уходим под воду <.. > Спасите наши души! <…> И ужас режет души / Напополам» = «Спасите! Спасите! О, ужас, о, ужас <.. > Немного проплаваю, чуть поднатужась, / Но силы покинут — и я утону» («Уходим под воду» = «и я утону»; «Спасите наши души!» = «Спасите! Спасите!»; «ужас режет души» = «О, ужас, о, ужас»).

Не менее значимы переклички «Песни самолета-истребителя» с «Охотой на волков», написанной в августе 1968 года под впечатлением от разгромных статей в советских газетах, где Высоцкого обвиняли во всех смертных грехах: «Вот сейчас будет взрыв!» = «Вот кончается время мое!»; «Последние силы жгу!» = «Рвусь из сил и из всех сухожилий»; «Сам я не в силах уйти из пике» (АР-3-212) = «И не в силах шагнуть сквозь запрет» (АР-17-152); «А тот, который во мне сидит, / Изрядно мне надоел» = «Тот, которому я предназначен, / Улыбнулся и поднял ружье»; «Он рвет на себя, и нагрузки — вдвойне» = «Бьют уверенно, наверняка»; «Я выхожу из пике. <…> Я больше не буду покорным, клянусь!» = «Я из повиновения вышел»; «Запреты и скорости все перекрыв, / Я выхожу из пике» = «И я прыгаю через запрет» (АР-17152); «Убит он, я счастлив, лечу налегке» (АР-3-210) = «Только сзади я радостно слышал / Удивленные крики людей». Кроме того, самолет сетует на то, что внутри него сидит ненавистный двойник и поэтому он не может вести себя так, как хочет, а волк признаётся: «Мир мой внутренний заперт флажками, / Тесно и наяву от флажков» /2; 422/. Но в итоге самолет освобождается от внутреннего двойника, сковывавшего его запретами, а волк вырывается за внешние ограничители — флажки.

Примечательно, что «Песня летчика-истребителя», согласно рассказу Людмилы Абрамовой, тоже появилась вскоре публикации разгромной статьи «О чем поет Высоцкий» (09.06.1968)475 «Песни

Володины у начальства вечно вызывали неодобрение. Как-то в “Совраске”, как тогда называли “Советскую Россию”, вышла статья “О чем поет Высоцкий”. Это была первая публичная брань в Володин адрес, ее вывесили в театре на большой доске у служебного входа. Утром у Володи была репетиция, и все к нему: “Ты видел? Ты читал?”. Да, он прочел, о чем рассказал мне, заехав домой перед спектаклем, надел накрахмаленную белую рубашку и уехал играть Хлопушу в “Пугачеве”. Я не знала, о чем там написано, но представляла себе все еще хуже. А вечером мы были приглашены в Дом ученых и согласились, потому что нам сказали, что там будет поэт и бард Миша Анчаров, которого Володя очень любил. Там мы втроем сели за столик, слушали стихи, вкусно поели, выпили хорошего черного кофе, разговаривали о чем-то веселом, и ни слова об этой мерзкой статье. Мишка все вспоминал и напевал старые Володины песни, говорил: “Я очень люблю вот эти твои строчки: “Иду с дружком, гляжу — стоят: / Они стояли молча в ряд, / Они стояли мол- [695] ^[696] ча в ряд, / Их было восемь. / Со мною нож, решил я: “Что ж, / Меня так просто не возьмешь. / Держитесь, гады! Держитесь, гады! / К чему задаром пропадать? / Ударил первым я тогда, / Ударил первым я тогда — / Так было надо”.

695

Золотухин В. Секрет Высоцкого: Дневниковая повесть. М.: Алгоритм, 2000. С. 168.

696

Что, однако, противоречит фонограммам, поскольку первая известная запись этой песни сделана 3 марта 1968 года в Ленинграде (ДК им. Ленсовета, за кулисами сцены). Да и «Песня самолета-истребителя» впервые была исполнена 6 марта того же года (Ленинград, НИИ «Энергосетьпроект»).

И долго-долго восхищенно напевал эту песню» [697] ^[698] .

Потом они вернулись домой и легли спать: «С того момента, как мы расстались с Мишкой, Володя ни слова мне не сказал, и я тоже почему-то боялась нарушить это молчание. <.. > Смотрю, сел за стол, взял альбомный лист, на котором Аркаша до этого рисовал слона, и какой-то карандаш. Свет зажечь нельзя, потому что ребенок спит, в комнате темно, и только неровный свет от уличного фонаря с колпаком падает через окно. Володя перевернул Аркашиного слона и стал что-то писать на другой стороне. <…> Очнулась от того, что он меня трясет: “Пошли на кухню”. Там Володя зажег свет и, заглядывая в бумажку, стал тихонько петь: “Их восемь, нас двое, расклад перед боем / Не наш, но мы будем играть. / Сережа, держись, нам не светит с тобою, / Но козыри надо равнять. / Я этот небесный квадрат не покину — / Мне цифры теперь не важны. / Сегодня мой друг защищает мне спину, / А значит, и шансы равны”. Это было про Мишку — в ответ на его сочувствие и деликатность в тот вечер»477.

697

Людмила Абрамова: «О том, что Высоцкий уходит от меня к Влади, я узнала последней» / Записала Елена Костина, 24.12.2015 // http://7days.ru/stars/privatelife/lyudmila-abramova-o-tom-chto-vysotskiy-ukho-(к-о1-теуук-к1у1а41-уа-и2па1а-0О81е1пеу77.Ыт

698

Там же // http://7days.ru/stars/privatelife/lyudmila-abramova-o-tom-chto-vysotskiy-ukhodit-ot-menya-k-к1nбi-уn-uznn1n-ро81еdпеу/8.htm

Но даже если Людмила Абрамова ошибочно привязывает создание «Песни летчика-истребителя» к статье «О чем поет Высоцкий», все равно это не отменяет политического подтекста песни: советская власть приравнивается к фашистам, с которыми сражаются главный герой и его друг. Ситуация песни «Тот, кто раньше с нею был», цитировавшейся Анчаровым, переписывается заново и на другом материале. [699] ^[700]

Уточним еще одну деталь в рассказе Абрамовой: Высоцкий прочитал разгромную статью не в театре, а раньше — в люблинской больнице, в которой находился с 29 мая по 15 июня 1968 года: «Концерт был, видимо, перед выходом статьи “О чем поет Высоцкий” в газете “Советская Россия” 09.06.68 г. Он лежал в отделении с этой газетой в депрессии, — вспоминает Д-ов. — После ее появления мы с Толей Д-чем и еще одним врачом написали письмо-протест и разослали в “Советскую Россию”, “Правду” и “Известия”, а копию я отнес в театр. Откуда-то нам ответили, что напечатают, но, конечно, не напечатали»/⁷⁹.

699

Интересно, что летом 1966 года в жизни Высоцкого уже возникала ситуация «Я и мой друг против восьмерых врагов». Вспоминает художник Вадим Елин: «Говорухин рассказывал историю, это когда мы уже на второй Володиной годовщине встретились, как они дрались во время съемок “Вертикали” вдвоем против восьмерых. В ресторане в Нальчике к кому-то пристали горячие кавказские парни. Они вроде как заступились. Володю несколько раз сбивали с ног. Но он вставал и продолжал драться. Потом спиной в угол уперся и отбивался до приезда милиции…» (Елин В. И абрис моего лица так проступает ясно… / Беседовал Е. Латышев // КоМок. Красноярск. 1997. 23 окт. № 42).

700

Симакова Л. Концерт Высоцкого в Люблино (13.06.2006) // http://v-vysotsky.com/statji/2006/Kon-сеrt_v_Liиb1inо/text.Utm1

В свете сказанного закономерно, что не только «Песня самолета-истребителя» имеет сходства с «Охотой на волков», но и «Песня летчика-истребителя»: «Сбоку, Володя, дави, что есть сил» (АР-8-124) = «Рвусь из сил и из всех сухожилий»; «Закувыркался ты вдруг, задымил» (АР-8-124) = «На снегу кувыркаются волки»; «Сережа, держись! Нам не светит с тобою» = «Значит, выхода нет, я готов!» /2; 422/; «…Уповай, человече, / Теперь на надежность строп» = «Зря на ноги свои уповал» /2; 422/; «.. Расклад перед боем / Не наш, но мы будем играть!» = «Не на равных играют с волками / Егеря…»; «Мне в хвост вышел “мессер”, но вот задымил он, / Надсадно завыли винты» = «Кричат загонщики, и лают псы до рвоты»; «Я вышел им наперерез» = «Я из повиновения вышел». А предсказание лирического героя своей смерти и смерти своего друга: «Но, по облакам скользя, / Взлетят наши души, как два самолета…», — будет реализовано в черновиках «Охоты с вертолетов» (1977): «Отлетают матерые души волков / В поднебесье» /5; 534/.

Только что упомянутые характеристики врагов лирического героя: «Надсадно завыли винты», «Кричат загонщики, и лают псы до рвоты», — разовьются в песне «Мы говорим не “штормы”, а “шторма”…» (1976): «И лают псы созвездья Гончих Псов <…> И воют псы созвездья Гончих Псов, / И стаей загоняют нас на Чашу» (АР-10167), «И стая псов, голодных Гончих Псов, / Надсадно воя, гонит нас на Чашу» (АР-10-160) («загонщики» = «загоняют»; «лают псы» = «лают псы»; «до рвоты» = «надсадно»). А поскольку «гончие псы» у Высоцкого являются помощниками власти, которая травит лирического героя и других инакомыслящих, представители власти вновь приравниваются к фашистам («мессеру») из «Песни летчика-истребителя».