Эндер в изгнании

Кард Орсон Скотт

– На такое как я, в принципе, могла бы ответить?

– О! А что мне следовало сказать?

– Понятия не имею. Я что, должна писать тебе речи?

– Ладно, – отступил Эндер. – Стоило немного пошутить? «Они тебя полюбят, потому что кто-то обязательно должен полюбить – и не здесь, в космосе». Или вот еще, как насчет этнической шутки? «Они тебя полюбят, потому что ты армянка и женщина».

– Так, а это что еще за фигня?

– Почерпнул идею от азербайджанца в Боевой школе, когда возникла

та буза насчет Дня святого Николая. Очевидно, суть ее была в том, что армяне единственные, кто считает армянских женщин… Ладно, Петра, вряд ли стоит вдаваться в межэтнические оскорбления. Их можно бесконечно переиначивать для других народов.

– Когда они тебя отпустят домой? – спросила Петра.

Вместо того чтобы увернуться от вопроса или ответить уклончиво, Эндер на сей раз произнес совершенно искренне:

– Начинаю думать, что этого может и не случиться.

– Ты о чем? Думаешь, этот идиотский трибунал завершится приговором тебе?

– Под судом же именно я, не так ли?

– Определенно, нет.

– Лишь потому, что я ребенок и не несу ответственности. Но все дело в том, какой я злобный маленький монстр.

– Совсем не в этом.

– Я видел заголовки в Сети, Петра. Это то, что видит весь мир, – у его спасителя есть одна маленькая проблемка: он убивает детей.

– Ты защищался от хулиганов. Это понимает каждый.

– Кроме тех, кто размещает комментарии о том, что я военный преступник покруче Гитлера или Пол Пота. Убийца. С чего ты взяла, что я хочу вернуться домой и столкнуться с этим лицом к лицу?

Петра стала совершенно серьезной. Она села рядом с ним и взяла его за руки:

– Эндер, у тебя семья.

– Была.

– Ох, ну не говори так! У тебя есть семья. Родители любят своих детей, даже если их не было рядом восемь лет.

– Меня не было только семь лет. Почти. Да, я знаю, что они меня любят. По крайней мере, некоторые из них. Они любят того, кем я был. Милого шестилетнего мальчугана. Должно быть, я радовался, когда меня обнимали. В промежутках между убийствами других детей, конечно же.

– Значит, с этим связана твоя одержимость жукерским порно?

– Порно?

– Я о том, как ты все это изучаешь. Классическая зависимость. Требуются все большие и большие дозы. Фотографии разлагающихся личинок крупным планом. Съемки вскрытия. Слайды их молекулярной структуры. Эндер, с ними покончено – и ты их не убивал! Или, если их убил ты, мы все их убили. Но мы никого не убивали. Мы играли в игру! Нас просто готовили к войне, вот и все.

– А если бы это и правда было игрой? – спросил Эндер. – А потом, после выпуска, нас бы приняли во флот, и мы по-настоящему пилотировали бы эти корабли или командовали соединениями? Мы убивали бы их по-настоящему?

– Да, – ответила Петра. – Но мы их не убивали. Ничего этого не было.

– Было.

Жукеров больше нет.

– Ну, изучая строение их тел и биохимию их клеток, назад их не вернуть.

– Я и не собираюсь их возвращать, – сказал Эндер. – Это было бы кошмаром!

– Нет, ты сам себя пытаешься убедить, что все эти гадкие слова, которые о тебе говорят на суде, – правда, потому что, если это правда, тогда ты не заслуживаешь возвращения на Землю.

Эндер покачал головой:

– Петра, я хочу вернуться домой – даже если не смогу там остаться. И у меня нет никакого внутреннего конфликта насчет войны. Я рад, что мы сражались, рад, что победили, и рад, что все это позади.

– Но ты от всех отгородился. Мы выражали понимание, симпатию, но ты держал нас всех на расстоянии. Ты всякий раз притворяешься крайне заинтересованным, когда кто-то из нас приходит поболтать, но это выглядит не по-дружески.

Это просто возмутительно – то, что она так говорит!

– Это же обычная любезность!

– Ты никогда не говоришь «погоди секундочку», ты просто все бросаешь. Это настолько… демонстративно. Ты словно говоришь: «Я по уши занят, но все еще считаю, что отвечаю за тебя, а потому я сейчас брошу все, чем занимаюсь, потому что тебе приспичило урвать толику моего времени».

– Ух ты, – сказал Эндер. – Черт возьми, да ты столько всего обо мне понимаешь! Ты такая умная, Петра. Из девчонки вроде тебя в Боевой школе вполне мог выйти толк.

– Вот это уже намного искреннее.

– Не настолько правдиво, как то, что я сказал раньше.

– Что ты меня любишь? Эндер, ты не терапевт. И не священник. Не надо со мною нянчиться, не надо говорить мне слова, которые, по-твоему, мне нужно услышать.

– Ты права, – согласился Эндер. – Я не должен бросать все на свете, когда один из моих друзей ко мне забегает.

И он вновь взял в руки фотографии.

– Положи их.

– Ага, вот сейчас положить их уже можно, ведь ты так грубо меня об этом попросила.

– Эндер, мы все вернулись с войны, – сказала Петра. – А ты все еще там. Ты не вернулся, ты по-прежнему воюешь… с кем-то. Мы без конца говорим о тебе. Задаемся вопросом, почему ты не повернешься к нам. Продолжаем надеяться на то, что есть хоть кто-то, с кем ты разговариваешь.

– Я разговариваю с каждым, со всеми. Я болтун, каких поискать.

– Вокруг тебя каменная стена, и эти твои последние слова – новые кирпичи.

– Кирпичи – в каменной стене?

– Ага, значит, ты все же слушаешь! – возликовала она. – Эндер, я не пытаюсь лезть в твои дела. Занимайся чем хочешь и сколько хочешь…

– Я ничего не скрываю, – сказал Эндер. – Секретов у меня нет. Вся моя жизнь выложена в Сеть, она теперь достояние человечества, и меня это правда совсем не беспокоит. Я бы сказал, я даже не живу в своем теле. Только в голове. Я просто пытаюсь найти ответ на вопрос, который не дает мне покоя.