Эндимион. Восход Эндимиона

Симмонс Дэн

Я осторожно встал на колени, крепко ухватился левой рукой за край кокпита, убедился, что каяк раскачивается уже не так резко, и принялся за дело. Тонкая золотистая струйка замерцала на солнце, исчезая в бесконечности. Бездна вновь стала угрюмо-лиловой. У меня болела поясница, и я вдруг вспомнил кошмар последних дней, связанный с почечным камнем. Как будто это было в другой жизни, давным-давно минувшей. «Что ж, – подумал я, – если вышел еще один камень, его я ловить не собираюсь».

Я застегнул ширинку и стал устраиваться в кокпите, пытаясь вытянуть ноги и при этом не вывалиться из лодки, размышляя о том, что найти в этом мире другой портал вряд ли возможно – ведь кто знает, куда меня унесло в эту сумасшедшую ночь… И тут я сообразил, что больше не одинок.

Из бездны поднялись

живые существа и теперь кружили около меня.

Поначалу я заметил лишь одно; сравнивать мне было не с чем, поэтому я не мог определить на глаз его размеров. Существо вполне могло оказаться на расстоянии в несколько метров от моего каяка и иметь в поперечнике лишь несколько сантиметров, а могло быть громадным и находиться очень-очень далеко. Оно проплыло между двумя облачными колоннами, и я прикинул, что второе предположение, пожалуй, ближе к истине. Когда существо приблизилось, я разглядел, что его окружают мириады других, менее крупных.

Прежде чем попытаться описать его, я должен сказать, что мы, люди, несмотря на все наши достижения в покорении космоса, не слишком готовы к встрече с гигантскими формами иной жизни. На сотнях планет, исследованных и колонизированных во время и после Хиджры, аборигены в основном представляли собой растительную форму жизни или простейших, подобно светящимся стрекозам на Гиперионе. Крупных же аборигенов – скажем, левиафанов с Безбрежного Моря или цеппелинов с Вихря – беспощадно истребляли. В результате на большинстве планет сложилась такая ситуация: немногочисленные местные формы жизни при подавляющем превосходстве приспособившихся к новым условиям существ со Старой Земли. Люди терраформировали все эти планеты, принесли с собой свои бактерии, своих червей, рыб, птиц и животных в древних «ковчегах», а позднее начали строить так называемые «родильные фабрики». Примером того, что получилось, может служить Гиперион, на котором местная растительность – огненные деревья, челма, плотинник – и насекомые сосуществуют с трансплантами и мутантами, такими как акулы, утки, олени, дубы и вечноголубые ели. Мы не привыкли к инопланетным животным.

А мне навстречу поднимались именно инопланетные животные. Сомневаться не приходилось.

Самое крупное напоминало камбалу – очередного земного мутанта, прижившегося и расплодившегося в теплых водах Великого Южного моря на Гиперионе. Существо было почти плоским и прозрачным, его внутренние органы хорошо просматривались, хотя, признаюсь честно, было очень трудно определить, где у него изнутри, а где снаружи: оно все колебалось, пульсировало и ежесекундно меняло форму, точно готовящийся к битве звездолет. Головы как таковой у него не было, ничто на теле, никакой придаток ее не напоминал, но я разглядел множество щупалец – скорее зарослей, болтавшихся повсюду, то втягивающихся, то вытягивающихся отростков. Они находились и внутри прозрачного тела, и снаружи, и я никак не мог разобраться, как движется это существо – то ли отталкивается щупальцами, то ли, сокращаясь и распрямляясь, выталкивает из себя газ, который и сообщает ему подъемную силу.

Насколько я помнил из древних книг и объяснений бабушки, цеппелины Вихря выглядели гораздо проще – газовые мешки в форме капель – и представляли собой клетки, удерживавшие внутри себя метан и азот, перерабатывавшие в себе гелий, этакие огромные медузы, плававшие в кислородно-аммиачно-метановой атмосфере. Если меня не подводила память, цеппелины были чем-то вроде атмосферного протопланктона, который парил в ядовитой атмосфере подобно носимой ветрами манне. На Вихре не было хищников… пока не прибыли люди с их воздушными батискафами и не начали собирать редкие газы.

По мере того как «камбала» приближалась, я различал все лучше ее внутренние органы: бледные, пульсирующие, что-то вроде сложенных кольцами кишок, трубки для питания, воспроизводства и испражнения, а также некие отростки, смахивавшие на половые органы – или на глаза на щупальцах. Существо продолжало сворачиваться, втягивать щупальца, чтобы в следующий миг распрямиться, вытянуть щупальца, словно кальмар, плывущий в прозрачной воде. В длину оно было метров пятьсот-шестьсот.

Я начал замечать и других

существ. Вокруг «камбалы» сновали сотни, если не тысячи золотистых дисков, размерами от крохотных, с мою ладонь, до громадных, крупнее речных мант, что таскали баржи на гиперионских реках. Эти диски тоже были почти прозрачными, хотя их внутренности заволакивала некая зеленоватая субстанция – возможно, газ, воспламененный их собственным биоэлектрическим полем. Они сновали вокруг «камбалы», время от времени словно исчезая у нее внутри, чтобы затем появиться вновь. Я не мог бы поклясться, что видел, как «камбала» проглотила хотя бы один диск, но в какой-то момент мне почудилось, будто я вижу множество этих дисков, плывущих по ее кишкам подобно призрачным огонькам в трубке.

Чудовище со свитой неумолимо приближалось, поднимаясь все выше. Солнечный свет, прошедший сквозь них, упал на мой каяк. Я понял, что неверно оценил размеры существа – в длину оно было никак не меньше километра, а когда сжималось, то сокращалось чуть ли не втрое. Живые диски окружили мою лодку. Я заметил, что они не только складываются, как манты, но и беспрерывно вращаются.

Я вытащил игольник, который отдал мне Алем, и опустил предохранитель. Если чудовище нападет, я всажу ему в бок половину магазина; надеюсь, кожа у него не только прозрачная, но и тонкая. Может, мне удастся проделать в нем дыру достаточно большую для того, чтобы газ, позволяющий ему плавать в воздухе, весь вышел наружу.

В этот миг гидроподобные щупальца распрямились во всех направлениях – некоторые пролетели в каких-то метрах от моего паруса, – и я понял, что ничего не успею сделать, что оно в мгновение ока уничтожит мой парус. Я стал ждать, в глубине души опасаясь, что меня вот-вот затянет в пасть к монстру – если, конечно, у него есть пасть.

Ничего не произошло. Мой каяк продолжал, как я полагал, двигаться на запад, парус ловил восходящие потоки воздуха и обвисал на нисходящих, облака клубились по-прежнему, а «камбала» и ее свита – которую я про себя окрестил паразитами – держались в стороне, к северу, в сотне метров от меня. Может, они преследуют лодку из любопытства? Или хотят есть? А вдруг диски все-таки нападут?

Не оставалось ничего другого, как ожидать развития событий. Я положил на колени бесполезный игольник, сжевал последнюю галету и выпил немного воды. Ее у меня осталось меньше чем на день. Я выругал себя за то, что не додумался собрать дождевые капли ночью во время грозы; с другой стороны, еще неизвестно, пригодна ли дождевая вода для питья.

Затяжное утро наконец-то переросло в день. Несколько раз каяк оказывался в облаке, и тогда я поднимал голову и жадно облизывал губы, на которых оседали капельки влаги. Вкус у воды был самый обыкновенный. Всякий раз, выныривая из облака, я ожидал увидеть, что «камбала» исчезла, но она упорно не отставала и держалась справа и чуть выше. Когда местное солнце только-только миновало зенит, каяк угодил в восходящий поток, который повлек его вверх с такой скоростью, что парус едва не сложился пополам, но вскоре лодка выровнялась. Хотя из облака я вынырнул на несколько километров выше прежнего, воздух там был реже и холоднее. «Камбала» поднялась следом за мной.

«Может, она пока не проголодалась? – подумал я. – Может, она питается по ночам?» Веселые меня одолевали мысли.

Я продолжал вглядываться в пустое небо, высматривая в разрывах облаков арку портала. Ничего похожего. Ветер нес меня на запад, а воздушные потоки влекли то к югу, то к северу. И потом, разве можно говорить о каком-то стабильном курсе после такой ночи? Конечно, нет. Но я все равно пялился за борт.

К полудню я вдруг сообразил, что на юге внизу появились еще живые существа. У подножия громадной облачной башни плавали другие «камбалы», солнечный свет, проходивший сквозь их тела, пропадал в лиловой бездне. Их были десятки – нет, сотни, – этих диковинных существ. Я был слишком далеко, чтобы разглядеть окружающие их золотистые диски, но блики солнца – как будто на пылинках – ясно показывали, что дисков там, должно быть, миллионы. Может, чудовища обычно держатся нижних слоев атмосферы, и только это – все еще плывшее справа, если можно так выразиться, на дистанции поражения – увязалось за мной из любопытства?