Эндимион
Шрифт:
Энея отрешенно кивнула.
– Почему мы летим туда? – Мне надоело ходить вокруг да около.
Энея подняла голову и посмотрела на меня. В ее прекрасных темных глазах промелькнуло странное выражение.
– Я хочу увидеть реку Тетис.
– Река Тетис исчезла после того, как закрылись нуль-порталы. – Я покачал головой. – Она не может существовать вне Сети. Вернее, не может существовать как река, как нечто цельное. Насколько мне известно, она разделилась на тысячи малых рек.
– Знаю, – откликнулась девочка. – Но мне хочется увидеть реку, которая была когда-то частью Тетис. Мне о ней рассказывала моя мама. Она говорила, что Тетис похожа на Гранд-Конкурс, только гораздо меньше толчеи, что можно нанять лодку и неделями, а то и месяцами плавать из мира в мир…
Я справился с раздражением.
– Мы вряд
Девочка передернула плечиками.
– Помнишь, я рассказывала про архитектора… Ну, у которого хотела учиться?
– Помню. Но ты не знаешь ни как его зовут, ни где он живет. Почему обязательно начинать поиски с Возрождения-Вектор? Почему бы не прыгнуть хотя бы к Малому Возрождению? Или куда-нибудь к Армагасту?
Энея помотала головой. Мне бросилось в глаза, что она причесалась по-новому, с таким расчетом, чтобы подчеркнуть светлые пряди.
– Во сне я видела, что одно из зданий того архитектора стоит на берегу Тетис.
– Река текла через сотни миров. – Я подался вперед, как бы давая понять, что к моим возражениям стоит прислушаться. – Орден оккупировал далеко не все. Неужели начинать надо именно с Возрождения-Вектор?
– Думаю, да, – тихо ответила девочка.
Я обессиленно уронил руки на колени. Что ж, Мартин Силен не обещал, что путешествие будет легким и приятным; он всего лишь заявил, что я стану героем.
– Ладно, – произнес я с усталым вздохом, – какой у нас план?
– Никакого, – отозвалась Энея. – Если нас ждут, я просто скажу им правду – что мы хотим совершить посадку на Возрождении-Вектор. Вряд ли нам станут препятствовать.
– А что потом? – Я живо представил себе звездолет Консула, окруженный тысячами солдат в боевых скафандрах.
– Потом будет потом. – Энея усмехнулась. – Хотите сыграть в бильярд в невесомости? На деньги.
Я хотел было осадить ее, но передумал.
– У тебя же нет денег.
– Значит, я не могу проиграть. – Губы девочки растянулись в улыбке. – Правильно?
26
Энея снилась капитану де Сойе на протяжении всех ста сорока двух суток, которые он провел на орбите Возрождения-Вектор, ожидая девочку. Де Сойя отчетливо видел ее такой, какой запомнил с первой встречи на Гиперионе, – стройная, как тростинка, взгляд настороженный, но не испуганный, несмотря на завывания бури и на внезапное появление фигур в боевых скафандрах, руки замерли на уровне груди – она хочет то ли закрыть лицо, то ли обнять капитана… Во сне Энея часто становилась дочерью де Сойи, и капитан возил девочку по каналам, заменявшим на Возрождении-Вектор улицы; они разговаривали о старшей сестре отца Федерико, Марии, которую отправили в Да-Винчи, в медицинский центр святого апостола Иуды*. Капитан видел, как они с девочкой идут рука об руку к огромному медицинскому комплексу; по дороге он объяснял, каким образом намерен спасти сестру, и твердил, что на сей раз не позволит ей умереть.
* В Новом Завете – «раб Иисуса Христа, брат Иакова», автор одного из соборных посланий.
Когда его семья переселилась на Возрождение-Вектор с провинциальной планетки Мадре-де-Диос, [11] где проживала раньше в местности под названием Льяно-Эстакадо, [12] Федерико де Сойе было шесть лет. Поверхность Мадре-де-Диос представляла собой каменистую пустыню, большинство населения составляли католики, порвавшие с Орденом и отказавшиеся от таинства воскрешения. Семья де Сойи принадлежала к секте Приверженцев Марии, а потому, когда планета перешла под власть Ордена и местная церковь подчинилась Ватикану, покинула Нуэво-Мадрид. Приверженцы Марии поклонялись Богоматери с рвением, которого не одобряли ватиканские ортодоксы; часть детства Федерико прошла среди шестидесяти тысяч еретиков-католиков, отринувших крест, чтобы подчеркнуть свое несогласие с Орденом.
11
Матерь Божья (исп.).
12
букв. «Равнина
Двенадцатилетняя Мария неожиданно заразилась инопланетным ретровирусом, который буквально растерзал колонию. Большинство отмеченных Красной Смертью либо переболели, либо умерли в первые тридцать два часа, а Мария не умерла и не исцелилась. На ее прекрасном лице высыпали ужасные алые пятна, чудовищные, дьявольские стигматы. Девочку отвезли в больницу городка Куидаддель-Мадре, [13] расположенного в южной, доступной всем ветрам части Льяно-Эстакадо, но тамошние медики могли противопоставить болезни только молитву. В Куидаддель-Мадре имелась миссия Ордена, к которой местные относились в общем-то вполне терпимо; священник миссии, доброжелательный отец Магер, буквально умолял отца Федерико подарить Марии жизнь через принятие креста. Федерико был слишком мал, чтобы запомнить, о чем говорили между собой измученные напастями родители; однако в памяти отложилось, как все семейство де Сойя – отец с матерью, две сестры, младший брат и он сам – стояло на коленях в церкви Божьей Матери, моля Пресвятую Деву о заступничестве.
13
букв. «Милость Богоматери» (исп.).
Члены кооператива Льяно-Эстакадо собрали деньги, чтобы отправить семейство де Сойя в один из знаменитых медицинских центров на Возрождении-Вектор. Младшего брата Федерико и двух сестер родители оставили на попечение соседей, а будущего капитана почему-то взяли с собой. Всем троим впервые в жизни довелось испытать, что такое «холодный сон» – эта процедура была опаснее, зато дешевле криогенной фуги; юный Федерико потом долго не мог отделаться от ощущения, что превратился изнутри в ледышку.
Поначалу медики Ордена вроде бы сумели совладать с вирусом и даже вывели часть стигматов, но три местные недели спустя стало ясно, что вирус одержал победу. Состоявшие в штате центра священники умоляли родителей Федерико поступиться принципами, пока не стало слишком поздно. Уже в зрелом возрасте Федерико де Сойя понял, через какие муки пришлось пройти его родителям, перед которыми встал ужасный выбор – либо отказаться от веры, либо потерять дочь.
Во сне, гуляя с Энеей поблизости от медицинского центра, де Сойя рассказывал, как Мария за несколько часов до того, как впала в кому, подарила ему свое главное сокровище – крошечную фарфоровую статуэтку единорога. Держа за руку двенадцатилетнюю девочку с Гипериона, капитан рассказывал, как его отец, человек крепкий телом и духом, наконец поддался на уговоры и сам попросил, чтобы дочь крестили. Священники, естественно, согласились, однако поставили условие: перед тем как Мария получит крестоформ, родители Федерико вместе с сыном должны обратиться в истинную веру.
Де Сойя описывал своей дочери Энее церемонии повторного крещения в соборе Святого Иоанна: вслед за родителями он отказался от заблуждений и признал единоначалие Иисуса Христа – а также власть Ватикана. Тем же вечером мальчик приобщился святых тайн и получил крестоформ.
Крещение Марии было назначено на десять вечера. В восемь сорок пять девочка неожиданно умерла. Устав Ордена гласил: человек, который умер до принятия креста, не может быть воскрешен искусственно.
Казалось, отец Федерико должен был впасть в ярость, почувствовать себя обманутым… Однако он воспринял смерть дочери как Божью кару: Господь – не тот, которому он молился с детства, не Сын, неразрывно связанный с Матерью, а суровый Бог вселенской Церкви, Бог Ветхого и Нового Завета – наказывает не только семейство де Сойя, но и всех отступников из Льяно-Эстакадо. После возвращения домой с телом дочери, укутанным в белый саван, старший де Сойя стал проповедовать на Мадре-де-Диос истинный католицизм. Зерна упали на плодородную почву, ибо Красная Смерть подорвала веру Приверженцев Марии во всемогущество Богоматери. В семь лет Федерико отдали в школу Ордена в Куидад-дель-Мадре, а сестер мальчика отослали в монастырь на севере. Еще при жизни старшего де Сойя, до того как Федерико в сопровождении отца Магера отправился в Нуэво-Мадрид, чтобы поступить в семинарию святого Фомы, Приверженцы Марии, все до единого, обратились в истинный католицизм. Смерть маленькой девочки привела к возрождению целого мира.