Эндшпиль
Шрифт:
– Черт, я даже не врубаюсь, о чем вы говорите! – изумился Хэрод.
– Мы говорим о предложении расширить деятельность Клуба Островитян до.., э-э.., более соответствующих масштабов.
– Весь мир, – добавил Саттер. Лицо евангелиста раскраснелось и покрылось потом.
– Что – весь мир?
На губах Барента заиграла сардоническая улыбка.
– Они хотят вместо индивидуальных игроков использовать целые нации суррогатов, – пояснил он.
– Нации? – переспросил Хэрод. Где-то за Дубовой аллеей ударила молния, и поляризованное стекло окна
– Черт побери, Хэрод! – вспылил Кеплер. – Ты способен на что-нибудь другое, кроме как стоять здесь и повторять за всеми, как попугай?! Эти два идиота хотят все взорвать. Они требуют, чтобы мы играли не людьми, а ракетами и подводными лодками. Они хотят сжечь дотла целые страны.
Хэрод вытаращил глаза Вилли и Саттера.
– Тони, – спросил Барент, – признайся, ты впервые слышишь об этом предложении? Хэрод кивнул.
– И мистер Борден никогда не поднимал эту тему в разговорах с тобой?
Хэрод покачал головой.
– Теперь ты понимаешь всю важность своего голоса, – тихо произнес Барент. – Это решение вскоре может изменить характер наших ежегодных развлечений.
Кеплер надтреснуто рассмеялся.
– Оно может взорвать весь этот сучий мир.
– Да, – согласился Вилли, – возможно. А возможно, и нет. Но это будет невероятно захватывающее зрелище.
– Вы обманываете меня, – произнес Хэрод срывающимся фальцетом.
– Вовсе нет, – спокойно сказал Вилли. – Я уже продемонстрировал, с какой легкостью могут быть обойдены самые высокие уровни военной безопасности. Мистер Барент и остальные давно знают, как просто оказывать влияние на глав государств. Нам остается только отказаться от временных ограничений и расширить масштаб наших состязаний, что придаст им несравнимо большую увлекательность! Конечно, это будет связано с некоторыми поездками, необходимостью обеспечить безопасное место для переговоров, когда состязание.., э-э.., станет слишком горячим, но мы не сомневаемся, что К. Арнольд в состоянии позаботиться об этих мелочах. Не правда ли, герр Барент?
Барент потер щеку.
– Конечно. Но дело в том, что мои возражения обусловлены не затратами средств и даже не огромным количеством времени, которого потребуют подобные состязания, а потерей ресурсов – как человеческих, так и технических, накопленных за столь долгий период времени.
Джимми Уэйн Саттер засмеялся – этот глубокий грудной смех был так хорошо знаком миллионам телезрителей.
– Брат Кристиан, неужто ты думаешь, что сможешь забрать все это с собой?
– Нет, – тихо ответил Барент, – но я не вижу смысла уничтожать все лишь потому, что сам не смогу наслаждаться этим.
– А вот я вижу! – решительно возразил Вилли. – Вы являетесь основателем этой Игры. Предлагаю провести голосование. Джимми Уэйн и я голосуем “за”. Вы и этот трус Кеплер – “против”. Тони, твое решение?
Хэрод вздрогнул. Тон Вилли не допускал никаких возражений.
– Я воздерживаюсь, – заявил он. – И пошли вы все к такой-то матери!
Старик стукнул кулаком по столу.
– Хэрод, кусок дерьма,
Словно огромные тиски впились стальными когтями в череп Хэрода. Он схватился за голову, раскрыв рот в беззвучном крике.
– Прекрати! – рявкнул Барент, и тиски разжались. Хэрод снова чуть не закричал, теперь уже от облегчения. – Он сделал свой выбор, – уже спокойно произнес Барент. – Он имеет право воздержаться. А при отсутствии большинства голосов решение не принимается.
В глубине холодных серых глаз Вилли словно вспыхнуло синее пламя.
– Нет. При отсутствии большинства возникает патовая ситуация. – Он повернулся к Саттеру:
– Как ты думаешь, Джимми Уэйн, можем мы оставить этот вопрос в подвешенном состоянии?
Лицо Саттера лоснилось от пота. Он уставился в какую-то точку чуть выше и правее головы Барента и забубнил:
– И семь Ангелов, имеющих семь труб, приготовились трубить. Первый Ангел вострубил, и град и огонь, смешанные с кровью, пали на землю; и третья часть дерева сгорела...
Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью...
Третий Ангел вострубил, и большая звезда, горящая подобно светильнику, упала с неба на третью часть рек и на источники вод.
Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд...
И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!
Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ему ключ от кладезя бездны... – Саттер умолк, допил остатки бурбона и повалился в кресло.
– И что это означает, Джеймс? – спросил Барент. Саттер словно очнулся и промокнул лицо благоухающим лавандой шелковым платком.
– Это означает, что патовая ситуация исключается, – прошептал он хрипло. – Антихрист уже здесь. Час его наконец настал. Единственное, что нам остается, – это выполнить предписанное и засвидетельствовать бедствия, которые обрушатся на нас. У нас нет выбора.
Барент снова скрестил руки на груди и сардонически улыбнулся.
– И кто же из нас Антихрист, Джеймс? Саттер безумным взглядом обвел лица присутствующих.
– Помоги мне. Господи, – взмолился он. – Не знаю. Я отдал ему на служение свою душу, но я не знаю.
Тони Хэрод резко отстранился от стола.
– Ну, это уже слишком! Я выхожу из Игры.
– Оставайся на месте, – приказал Кеплер. – Никто не выйдет отсюда, пока мы не примем решение. Вилли откинулся на спинку кресла.
– У меня есть предложение, – проронил он.
– Мы слушаем. – Барент спокойно встретил взгляд немца.
– Предлагаю завершить нашу шахматную партию, герр Барент.
Кеплер остановился и посмотрел сначала на Вилли, а затем на Барента.
– Шахматную партию? – переспросил он. – Что это за шахматная партия?