Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Шрифт:
Он писал после постановки «Ревизора»: «Главная роль пропала – так я и думал. Дюр ни на волос не понял, что такое Хлестаков. Хлестаков сделался чем-то вроде Альнаскарова [8] , чем-то вроде целой шеренги водевильных шалунов, которые пожаловали к нам повертеться из парижских театров. Он сделался просто обыкновенным вралем, – бледное лицо, в продолжение двух столетий являющееся в одном и том же костюме».
Актер А. Дикий вспоминал, как играл Хлестакова М. Чехов: «Щенок и мальчишка, неслыханное воинствующее ничтожество, не то что
8
Герой водевиля Хмельницкого «Воздушные замки».
И немедленно принимал позу и осанку императора.
То, что говорят по поводу Хлестакова, можно сказать с очень большим отдалением, но и в то же время повторяв общие мысли: человек удачно поставленной роли выявляется в смене возможностей; он отрывист, внезапен, неожидан для себя.
Когда смотрит на сцену опытный любитель сцены, од видит Гарина, актера Театра Мейерхольда, но одновременно видит актера, который играет, и он знает, что это не сам Хлестаков. И он может полюбить смену актеров, потому что актер в своей роли – это возможность существования того, реального человека.
Анализ – это результат многократного понимания того, что происходит.
Перечислительные характеристики предмета недостаточны.
Под эти перечисления могут быть подведены разные лица.
Велимир Хлебников, рассказывая о театральной постановке своей драмы, говорил, что эта фантастическая вещь является «переодеей природы».
Вещь игралась только один раз.
Когда-то Белинский писал об актере Мочалове странную рецензию.
Восемь раз смотрел он Мочалова в роли Гамлета и рецензировал восемь как будто разных ролей.
Про игру хорошего актера можно говорить не только – как это похоже на действительность, можно говорить – как это не похоже, как это раздробленно, как это аналитично.
Существуют загадки.
В них дается несколько признаков предмета, потом спрашивается: что это такое?
Начинается подбор похожего.
Подбор разных проявлений разных возможностей.
Получается ступенчатое восхождение в понимании единого.
Резко и первоначально представленный даже пародийно Дон Кихот в романе имеет несколько определений.
Он «безумец».
Он «мудрец».
Санчо дает свое определение Дон Кихоту: «Он – дерзновенный человек».
Человек, верящий в возможности невозможного.
Мы видим в театре Хлестакова.
Мы видим, чем может стать Хлестаков при разных обстоятельствах. И гоголевская фраза, подаренная им Хлестакову: «Передо мной Государственный совет дрожит», – вводит Хлестакова как возможность на царское место.
Возможность разноуглубленного разнопонимания – это свойство искусства.
Особенность анализа в литературе, в том числе в фольклоре, это существование различных ответов на один
Я снова с удовольствием повторю: Санчо Панса говорил, что он предпочитает, чтобы ему давали прежде загадки ее отгадку.
В высокой литературе, в ходовой литературе это иногда дается через заглавие.
Анализ, несовпадение его результатов есть многократное понимание случившегося (в литературе) как истины; перечислительные характеристики предмета недостаточны, и под это перечисление могут быть подведены разные ответы.
В драматургии, в романе перипетии перекрещиваются; неодинаковость их является в том же свете, как и множественность ответов на загадки, которые беспокоили Санчо.
И эта множественность является чертой самого искусства. Негодование Гоголя на актера, который сыграл роль Хлестакова, было негодованием за задачу, которая разрешалась обыкновенно. Между тем в разных своих положениях Хлестаков разноразгадываем.
Великий актер Чехов говорил, что надо играть не хвастуна, не лгуна, а человека, который как бы стал эхом, – он служит различным эхом на крики.
То, что говорил Хлестаков, характеристики, которые он себе дает, различны.
Он трус.
Он хвастун, когда утверждает, что перед ним дрожит Государственный совет.
Он одновременно влюблен в двух женщин.
Множественность Хлестакова и есть задача создавшего этот образ Гоголя.
Все это следы многократного осмысления одного и того же положения. Люди произведения загадочны сами для себя.
Они загадочны и различно охарактеризованы внутри произведения.
Когда Татьяна Ларина говорит, что она была моложе, а значит лучше, это констатация разности самого предмета.
У великого писателя характер как бы снят разными аппаратами с разных точек зрения; сомнение Пушкина по поводу того, кто такой Онегин, связано с показом целого ряда имен – и кончается мыслью: кажется, это он.
Для Толстого это является принципиальным – он говорил, что люди не умные, глупые, храбрые, трусливые, – нет, люди как река, что проходит через разные долины – то узкую, то широкую, то перекат, то водопад.
«Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Какого? Ты осудил, а он уже другой. Нельзя и сказать не люблю. Ты сказал, а оно другое».
«…Как бы хорошо написать художественное произведение, в котором бы ясно высказать текучесть человека: то, что он, он один и тот же, то злодей, то ангел, то мудрец, то идиот, то силач, то бессильнейшее существо». (Толстой. Дневник, 3 февраля и 21 марта 1898 года.)
«Литературный характер» – это литературная загадка, даже для самого автора, что его создает.
Достоевский разно характеризует своих героев для себя.
Отступая назад, скажем, что перипетии героев «Илиады» в то же время разно их характеризуют. Это же сам Гомер в разных обстоятельствах.
Таков даже Ахиллес.
Человечество в разностях его судьбы противоречиво характеризуется; это и есть главный метод создания характера.
У Пушкина кузнец (в «Дубровском») запирает дверь в горящем доме; потом он же спасает с риском для себя кошку на крыше.