Enigma
Шрифт:
Но осознание того, что все эти годы, я полностью зависела от него, и теперь, что-то ему должна, ложится неподъемным камнем на сердце.
– Мисс Сторм. Вы же все понимаете. Мы все выживаем, как можем. Мне очень жаль, и я очень надеюсь, что ближайшие два дня вы погасите долг. В противном случае – советую вам встретить Эву за воротами клиники. Иначе она просто потеряется, – последняя фраза звучит так, словно доктор говорит не о моей матери, а о нашкодившем питомце, который его утомил, и теперь от него нужно избавиться.
Это просто отвратительно. И никаких слов не хватит, чтобы описать то, что я сейчас чувствую.
Куда
Я не должна жалеть себя, нет. И Макколэю управлять своей жизнью я не позволю, и тем более, добровольно не побегу в его ловушку. С какой стати?
Моя боль и растерянность не сильнее гордости и нерушимых принципов.
Мой «братец», кажется, забыл, что я выросла и стала сильнее. Улица закалила мою кровь и характер. К тому же, именно у меня припрятан «козырный туз», который может разрушить его жизнь и подорвать авторитет среди напыщенных Элитов – одно очень интересное видео, которое едва ли кому-то понравится из его окружения. Каждый Элит дорожит своей) репутацией, и я знаю, что она покупается, но хлопот это доставит немало.
Деньги на маму я найду сама, без его помощи. И дам сдачи, чтобы больше не смел вмешиваться в мою жизнь, и, наконец, понял, что я не одна из его игрушек.
Я другая. Боец с рождения. И не позволю, кому бы то ни было, вытирать об меня ноги.
Flashback
Макколэй
Опускаю взгляд на сжимающие Мегаминкс[4] пальцы, наблюдая за тем, как проступают вены на тыльной стороне ладони и предплечье. Правильное сочетание белков, жиров и углеводов с программой тренировок дают о себе знать – еще никогда мое тело не находилось в такой сухой форме, как сейчас. Спорт занимает огромное место в моей жизни, но не потому, что я люблю тягать железо, или бег по утрам. Для меня это необходимая нагрузка, создающая выброс определенных гормонов в кровь, которые позволяют мне регулировать работу головного мозга.
Поворачиваю одну из граней многогранника, вспоминая о том, что полностью не собирал его с двадцати лет, но незатейливая головоломка всегда лежит на моем рабочем столе. Один из двух подарков, что подарил мне отец.
Мне было пять лет, когда отец провел первую операцию, и первым, что я увидел, когда очнулся – эта головоломка.
Я молча собрал Мегаминкс, и протянул отцу многогранник, каждая грань которого была заполнена одним цветом.
– Молодец, Мак, – хвалит отец, поправляя съехавшие на переносицу очки. Я ненавидел, когда он надевал свой безупречно белый костюм, который напоминал мне цвет стен в том проклятом месте. Отец с любопытством оглядел собранный мною додэкаэдр и быстро разобрал его. – Повтори это снова, – приказал он, обращаясь ко мне таким тоном, каким обращаются дрессировщики к своим животным. Я молча принял многогранник из его рук, и начал быстро собирать, не понимая, откуда я знаю правильный и безошибочный алгоритм действий.
Отец все это время не спускал с меня глаз, лишь удовлетворительно улыбался и кивал, то и дело, печатая что-то на плоском прозрачном планшете.
– Хорошо. Очень хорошо, Макколэй, – торжественно
– Реабилитационный период почти прошел. Самое страшное уже позади, мальчик. Главное, что ты жив, – последнее предложение он произнес очень тихо, но я расслышал каждое слово. Чуть позже, я осознал, что он рисковал моей жизнью, сделав это со мной.
Ему было плевать выживу я или сдохну в операционной капсуле. Ему нужен был идеальный сын гений, а не тот, что появился на свет.
После реабилитационного периода, о котором я почти ничего не помню, кроме того, что я заново учился жить, все изменилось. Словно кто-то увеличил яркость и контрастность моего мира. Я начал видеть ток, исходящий от каждого предмета, на который смотрю, и видеть его не как предмет, а как сочетание физической материи, отличающейся от соседней. Начал слышать в диапазоне от 1 герца до 320 килогерц. Острый слух зачастую является причиной моих бесконечных бессонниц. Я слышу долбанный звук земли, и гул космоса. Но это все неважно, я не хочу долго и нудно рассказывать вам о побочных эффектах своей гениальности.
Мой мозг без устали изучал всю информацию, которая попадала в поле моего зрения, но потом все резко оборвалось. На одном из сеансов занятий с отцом, я потерял сознание, а проснулся лежа на полу, с жуткой болью в затылке и вкусом крови на губах.
Отец посадил меня в капсулу, и произнес:
– Мак, для нас обоих начинается тяжелый период. С сегодняшнего дня ты должен пить эти таблетки, пока тебе не исполнится семь, – Руфус показал мне маленькую прозрачную таблетку, зажатую между указательным и большим пальцем.
– А что будет со мной потом? – я помню, как сжалось от страха мое сердце. Я хотел задать ему всего один вопрос: «Когда я умру?», но так и не решился.
Я хотел попросить его, чтобы он остановил это. Достал чип, освободил меня от этого кошмара и некого бремени, которое я был не в силах осознать. Но я знал, что он скорее убьет меня, чем сделает это. Я уже был достаточно умным, чтобы на глаз определить степень безумия, отражающуюся в его зеленых, похожих на мои, глазах.
– Потом ты вернешься к ним в четырнадцать лет, если все пройдет хорошо.
– А потом?
– В двадцать шесть, Мак.
– Я должен пить эти таблетки, чтобы не умереть? – тихо спрашиваю я, сжимая кулаки.
– Да, Макколэй.
– Тогда я не хочу их пить, – закричал вдруг я, толкая в грудь Руфуса, вскинувшего на меня тревожный взгляд. – Зачем ты со мной это сделал? – отстраненным голосом спросил я, после вспышки неконтролируемого гнева.
– Я посвятил всю свою жизнь генной инженерии и робототехнике, Мак. Я работал над одним экспериментом…
– Над каким?
– Я не могу тебе открыть этот секрет, Макколэй, – ухмыльнулся отец. – Когда-нибудь ты о нем узнаешь. Ты особенный. Если все пройдет удачно, для человечества больше не будет болезней. Можно остановить даже умирание мозга, победить смерть, в какой-то мере.
– Я особенный, – повторил я, вскидывая на него взгляд. – Теперь ты будешь любить меня?
– Любовь очень неоднозначное чувство, мой мальчик. Давай продолжим наши уроки? – и он отвернулся, напоследок бросив на меня холодный взгляд, заковавший мои вены и сердце в ледяные оковы.