Энни из Эвонли
Шрифт:
Джейн и Диана выпучив глаза уставились на Энни, не веря своим ушам.
Парламентский этикет, который весьма строго соблюдался в обществе, запрещал им тут же давать волю своему любопытству, но, как только заседание закрылось, на Энни набросились и стали требовать объяснений. Энни ничего не могла объяснить. Предыдущим вечером Джадсон Паркер перехватил ее на дороге и сказал, что просто решил подшутить над обществом, зная его предрассудки в отношении рекламы медицинских препаратов. Вот и всё, что смогла им объяснить Энни, и ничего больше. Ни тогда, ни после. И это была истинная правда. Но, когда по дороге домой Джейн Эндрюс поведала Оливеру Слоуну о своем твердом убеждении, что за загадочным отказом Джадсона Паркера от своего первоначального плана лежит
Предыдущим вечером Энни ходила к старой миссис Ирвинг на побережье, а возвращалась домой, срезала путь. Она шла вначале прибрежной равниной, затем повернула в буковый лес, что пониже фермы Роберта Диксона, и шла там по узкой тропинке, которая выводила ее на главную дорогу, идущую над Озером Сверкающих Вод людям с недостаточным воображением оно известно, как пруд мистера Барри.
В том месте, где тропинка выходит на дорогу, сидели в своих повозках, опустив поводья, два человека. Один из них был Джадсон Паркер, а другой Джерри Коркоран, житель Ньюбриджа, про которого миссис Линд могла бы витиевато сказать, что на него падает тень, но всегда бездоказательно. Он был агентом фирмы, продававшей сельскохозяйственный инвентарь, а помимо того видная фигура в политических делах. Без него редко обходилась, а некоторые говорили, что вообще не обходилась, всякая политическая заварушка. А поскольку Канада готовилась к всеобщим выборам, то он много недель занимался исключительно этим делом, колеся по провинции в интересах кандидата своей партии. Как раз в момент, когда Энни появилась из-под густой буковой листвы, Коркоран говорил:
– Если вы проголосуете за Эймсбери, Паркер… Ну, ты же знаешь, у меня твои векселя за пару борон, которые ты получил весной. Я так думаю, ты не прочь получить их обратно, а?
– Мы… э-э… да… если так ставится вопрос, – промямлил Джадсон Паркер с кривой улыбкой. – Я думаю, можно. Человек должен думать о своих интересах в это трудное время.
Тут оба увидели Энни и беседа немедленно оборвалась. Энни холодно кивнула обоим и пошла дальше, еще выше подняв голову, чем обычно. Вскоре Джадсон Паркер догнал ее.
– Подвести, Энни? – добродушно осведомился он.
– Спасибо, нет, – ответила Энни вежливо, но с еле заметным презрением в голосе, что кольнуло даже Джадсона Паркера с его нечувствительной к уколам совестью. Он покраснел и зло дернул поводьями. Но в следующий момент разум одержал верх над эмоциями и придержал его гнев. Он с беспокойством посмотрел на Энни, которая продолжала идти твердой походкой, глядя прямо перед собой. Интересно, слышала ли она прозрачный намек Коркорана и его весьма недвусмысленный ответ? Проклятый Конкоран! Что он, не может облекать свои мысли в менее опасные фразы? И тут эта проклятая рыжая «директриса», с ее дурацкой привычкой появляться где не надо. Кто мог ожидать, что она вдруг выскочит ни с того ни с сего в этом месте? Джадсон Паркер подумал, что если Энни слышала, то, по его убеждению, должна растрезвонить об этом на всю округу, и теперь ему никак нельзя будет свысока посматривать на общественное мнение. Если узнают, что его подкупили, скверная штука может выйти. А если это дойдет до ушей Айзека Спенсера, то прощай навеки все надежды заполучить Луизу-Джейн Спенсер, перспективную наследницу процветающего фермера. Джадсон Паркер видел, что мистер Спенсер и без того смотрит на него косо. Так что риск здесь неуместен.
– Хм… Энни, я хотел бы поговорить с вами насчет того дельца, о котором мы как-то тут говорили. Я в конце концов решил не сдавать свой забор этой компании, и ваше общество может быть довольно.
Энни слегка оттаяла, услышав такое сообщение.
– Благодарю вас, – ответила она.
– А вы… вы… не должны упоминать о той ерундовой беседе… о моей с Джерри.
– Я в любом случае не имею намерения упоминать об этом, – холодно заметила ему Энни. Она скорее будет готов согласиться на то, чтобы все заборы в Эвонли заполонила реклама, чем разговаривать с человеком, торгующим своим
– Ну да… Вот именно, – согласился Джадсон, сделав вывод что они с Энни прекрасно понимают друг друга. – Я и не думал, что вы намереваетесь. Разумеется, я только водил за нос Джерри. Он ведь считает себя таким прожженным, таким умным и хитрым. Я совсем не собираюсь голосовать за Эймсбери. Я намерен голосовать за Гранта, как я это всегда делал, вы это увидите после выборов. А Джерри я поддакивал, чтобы посмотреть, станет ли он связывать себя какими-либо обязательствами. А насчет забора всё будет нормально, можете сказать об этом своим.
– Мир создается трудами многих людей, как я слышала, – говорила Энни с зеркалом, сидя тем вечером в своей комнате, – но, я думаю, на чьем-то труде можно сэкономить. Я все равно бы ни одной душе не стала рассказывать об этом безнравственном поступке, так что моя совесть на этот счет чиста. Действительно не знаю, кого благодарить за такой подарок судьбы. Я лично ничего для этого не сделала, а поверить, что провидение когда-либо пользуется такими же политическими средствами, как Джадсон Паркер и Джерри Коркоран, трудно.
Глава 15
Начались каникулы
Стоял тихий золотой вечер. Ветер еле слышно шелестел в ветвях елей, окружавших школьную площадку для игр, от деревьев тянулись длинные ленивые тени. Энни заперла школьное здание и с облегчением бросила ключи в карман.
Учебный год закончился, с ней продлили договор на следующий год. Энни приняла многочисленные выражения удовлетворения ее работой, и только мистер Хармон Эндрюс сказал ей, что нужно почаще кормить учеников березовой кашей. Впереди были два радостных месяца честно заработанного отдыха. Энни была в мире со всей вселенной и самой собой, спускаясь под гору с корзиной цветов в руке. С первых весенних цветов Энни, не пропустив ни недели, ходила на могилу Мэтью. Все остальные в Эвонли, кроме Мариллы, уже забыли спокойного, стеснительного, незаметного Мэтью Катберта. Но память о нем была свежа в сердце Энни, и оставаться ей такой вечно. Она не могла забыть доброго пожилого человека, первого, чью любовь и сочувствие ощутила на себе Энни в своем голодном детстве.
Внизу в тени елей на заборе сидел мальчик с большими мечтательными глазами и красивым, чувствительным лицом. Вот он спрыгнул на землю и с улыбкой подошел к Энни. Но на его щеках Энни заметив следы слез.
– Я решил подождать вас, учитель, потому что знал, что вы пойдете на кладбище, сказал он, беря ее за руку. Мне тоже туда, я хочу положить букет герани на могилу дедушки, бабушка просила. А этот букет белых роз, учитель, я хочу положить у могилы дедушки в память о моей мамочке потому что я не могу поехать туда, на ее могилу. А как вы думаете, она все равно будет знать, что я положил ей цветы?
– Да, я уверена, Пол, будет.
– Знаете, учитель, сегодня как раз три года, как умерла мамочка. Так давно, а все равно больно, как вчера. Я все время очень скучаю по ней. Иногда кажется, что не вынесу, так тяжело…
Голос у Пола дрогнул, губы задрожали. Он опустил глаза, надеясь, что учительница не заметит слез.
– И все же ты не захотел бы, чтобы эта боль прекращалась, ты не захотел бы забыть свою мамочку, даже если бы мог, правда? – нежным голосом произнесла Энни.
– Нет, действительно не захотел бы. Я и сам об этом думаю. Как вы умеете понять, учитель! Никто не понимает меня так хорошо, как вы, даже бабушка, хотя она очень любит меня. Папа меня очень понимал, но о маме я не мог с ним много говорить, потому что ему становилось нехорошо. Когда он закрывал лицо рукой, я понимал, что пора прекращать разговор. Бедный папа, ему, наверно, ужасно одиноко без меня. Но, понимаете, у него сейчас никого нет, только хозяйка дома, где он живет, и, он считает, не отдавать же меня на воспитание хозяйке, тем более что он часто и надолго уезжает из дома по делам. Уж бабушка куда лучше, после мамы, конечно. Когда я подрасту, я в один прекрасный день уеду к папе, и мы никогда больше не расстанемся.