Энси - Хозяин Времени
Шрифт:
— Гуннар? Кирстен? — Тут он заметил меня и воззрился так, будто присутствие здесь его детей — моя вина. Собственно, так оно и было.
— Сэр, — сказал «кощей» (так, я полагаю, следует называть парня, распоряжающегося за столом для игры в кости), быстро оценив ситуацию, — вашим детям не разрешается находиться здесь.
— Я знаю.
Несмотря на замечание, мистер Умляут бросил кости. Я мало что понимаю в этой игре, но, наверно, одиннадцать — хороший результат. Остальные игроки взвыли.
— Вам сюда нельзя, — обратился мистер Умляут к нам. — А ваша
— Мы одни, папочка, — тихо ответила Кирстен.
— Отправляйтесь домой.
«Кощей» вручил ему кости, правда, с большой неохотой. Мистер Умляут встряхнул их в горсти. Остальные игроки ждали затаив дыхание. Поняв, что мы так просто не исчезнем, мистер Умляут сказал:
— Идите подождите меня в фойе, — и бросил кости. Девять. На этот раз кое-кто из игроков возрадовался.
— Сэр, боюсь, я вынужден настаивать, — промолвил «кощей», указывая на нас.
Мистер Умляут в свою очередь махнул рукой в сторону фойе:
— Слышали, что сказал крупье?
«Крупье». Да, это звучало изысканнее, чем «кощей». Наверно, его так называли потому, что в этой игре можно выиграть или проиграть по-крупному.
В этот момент к нам подошел мужчина, распоряжающийся всеми столами для игры в кости. Крупье над всеми крупье, то есть Крупный Босс.
— В чем проблемы? — спросил он.
— Никаких проблем, — сказал мистер Умляут, а затем прошептал Гуннару и Кирстен: — Уходите. Незачем устраивать тут сцену.
Кирстен промолчала, но не двинулась с места. Зато у Гуннара было что сказать за них обоих.
— Сцена... — проронил он. — Ладно.
Он кивнул и пошел назад. Я подумал, что сейчас мы отправимся ждать в фойе, но тут Гуннар резко развернулся прямо посреди прохода. Наверно, сейчас он скажет что-то значительное и мыслепробуждающее, одну из своих подходящих моменту фальшивых цитат. Но нет. Гуннар решил, что пришло время спеть. И не какую-нибудь там тихую, проникновенную песенку. Он взревел во всю глотку, и из его рта вырвались звуки, подобных которым я никогда в жизни не слышал:
— Дю гамла, дю фриа, дю фьельхёга нур...»
Кажется, эта «интервенция» будет не из стандартных.
— Это шведский гимн, — пояснила мне Кирстен.
— Дю тиста, дю гледьерика фёна!
Мистер Умляут пялился на сына с того рода замешательством, которое может испытывать только родитель.
— Яг хельсар диг, венасте ланд уппо йур...
Кирстен присоединилась к брату, и теперь они грянули дуэтом. Поскольку шведского гимна я не знал, то загорланил самое шведское, что мне было известно, а именно песню старой, семидесятых годов прошлого века, группы ABBA.
Крупье воззрился на Крупного Босса, Крупный Босс просигналил главному управляющему, и тот бегом помчался к нам.
— Дин суль, дин химмель, дина энгдер грёна.
Игорная активность во всем казино, завизжав тормозами, резко остановилась, а мы продолжали выступление.
—
Кирстен с Гуннаром дотягивают свой гимн до конца, и хотя мне еще остается пара куплетов, я решаю, что стоит, пожалуй, закруглиться вместе с ними. Кое-кто из игроков аплодирует, и, не зная, как себя вести дальше, мы отвешиваем публике изящные поклоны. Управляющий обращается к мистеру Умляуту:
20
«You can dance! You can jive! Having the time of your life» — Песня Dancing Queen («Королева танцплощадки»).
— Я считаю, вам лучше уйти.
Вид у мистера Умляута был весьма недовольный, когда мы шли к выходу из казино. Гуннар же упивался своей маленькой победой. Он ликовал даже больше, чем на митинге имени себя. А вот Кирстен выглядела обеспокоенной, потому что, как и я, знала: это лишь отдельное сражение в тяжелой и продолжительной войне. Наемному полицейскому, выпроваживавшему нас, выражение триумфатора на лице Гуннара не нравилось, потому что обращался он с ним весьма жестко, а когда тот попробовал вырваться, ухватил его еще крепче.
— Да этот коп меня сейчас поколотит! — воскликнул Гуннар. — Пап, ты не намерен его остановить?!
Мистер Умляут не смотрел на сына. Он открыл рот только тогда, когда мы покинули игровой зал и коп вернулся к своим обязанностям, довольный, что мы больше не его забота.
— Ты гордишься собой, Гуннар?
— А ты? — парировал тот с таким праведным негодованием, что отец спрятал глаза.
— Есть вещи, которых ты не в силах понять.
— Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь.
Вмешалась Кирстен, стараясь предотвратить назревающую ссору:
— Папочка, пожалуйста, вернись домой.
Отец ответил не сразу. Вместо этого он посмотрел на Гуннара и Кирстен, словно выискивая ответ в их лицах, но на них мало что можно было прочитать — в этом отношении они были истинными детьми своего отца.
— Ваша мама ничего вам не сказала? — спросил он.
— Не сказала чего? — отозвался Гуннар. — Что вы расходитесь? Конечно сказала.
Странно, что отец не сообщил им об этом лично. Даже если они знали, все равно он обязан был сказать им своими собственными словами.
— Я извещу вас, где остановился, как только сам это узнаю, — проговорил мистер Умляут. — Так что беспокоиться не о чем.
— Еще как есть о чем беспокоиться! — Гуннар подошел к отцу вплотную. Все это время он держался на расстоянии, как будто между ними маячила невидимая стена, а теперь ступил прямо внутрь этой стены.
— Папа, ты болен, — сказал он и бросил взгляд на казино, полное шума, звяканья монет и азарта, затем опять обернулся к отцу: — Ты очень болен. И, думаю, если ты не предпримешь меры... если не прекратишь играть... игра погубит тебя.