Эоловы арфы
Шрифт:
– Да, да!
– возбужденно колыхал свои телеса Поттер.
– Как мэр города я с радостью и гордостью отмечаю, что многие вновь поднимаются на ноги. Я сам видел, что Мендл держит весь свой большой товарный склад освещенным до десяти часов вечера - нагрянули купцы из Индии, из Леванта и покупают огромные партии хлопка, пряжи, тканей...
– Тем самым подготавливая в Индии и Леванте резервный кризис, - со спокойной улыбкой сказал Энгельс.
– Типун вам на язык!
– с неожиданным для такой туши проворством махнул рукой
– Увы, господа, дело обстоит именно так, - улыбаясь, как при раздаче рождественских подарков детям, сказал Энгельс.
– Конечно, в развитии кризиса могут быть и даже вероятны послабления, но они будут носить временный характер. Ведь нет уже никакой новой Австралии или Калифорнии, которые могли бы спасти. Поверьте, уедут индийские купцы с товарами, купленными здесь за бесценок, и Мендл, которому все вы сейчас так завидуете, снова окажется на мели. А цена на хлопок очень скоро опять упадет.
– Вы Кассандра, Энгельс!
– воскликнул кто-то.
Энгельс рассмеялся. И смех его, такой звонкий, беззаботный, веселый, прозвучал столь неожиданно и странно в этом мрачном зале, среди охваченных страхом и отчаянием людей, что все обернулись, а некоторые даже подошли взглянуть на человека, который так смеется здесь в такое время.
– Вы сказали, сэр, - обратился к Энгельсу высокий господин с пышными бакенбардами, - что мы все завидуем Мендлу. Да, это так. Но разве вы сами ему не завидуете? Разве ваша фирма в отличие отвсех нас не несет в эти дни никакого ущерба?
– Позвольте, господин Трост, - вмешался владелец трех крупных шелкопрядильных фабрик желтолицый горбун Джон Понди.
– Задавать такие вопросы не корректно. В конце концов, это коммерческая тайна...
– Ах, какие теперь, к черту, тайны!
– вспылил Трост.
– У меня находится в пути на кораблях тридцать пять тысяч мешков кофе, и каждый мешок, прибыв в Англию, станет дешевле на фунт стерлингов. Значит, господин Понди, я теряю на этой операции тридцать пять тысяч фунтов. А это четверть всего состояния нашей семьи. Вот вам моя тайна, съешьте ее!
Казалось, Трост готов был с кулаками ринуться на горбуна, но тот негодующей походкой отошел в сторону. Пожалев о сцене, которая могла бы быть очень занимательной, Энгельс сказал:
– Разумеется, и наша фирма несет ущерб, господин Трост, так что все мы сейчас, как в судный день, находимся в одинаковом положении.
– Но почему вы так беззаботны и веселы, черт возьми, почему у вас такое радостное настроение?
– не унимался кофейный торговец.
Энгельс видел, что его настроение злит не одного Троста, а всех, но это-то ему и нравилось, ему хотелось еще подлить масла в огонь, и он сказал:
– Вероятно, потому, господин Трост, что наша фирма пока все-таки понесла гораздо меньший ущерб, чем вы. Я лично потерял лишь триста фунтов; после выплаты дивидендов при благоприятном исходе эта сумма может упасть даже до ста восьмидесяти
– На вашем месте я бы и в этом случае не радовался. Разве сто восемьдесят фунтов валяются на дороге?
– мрачно пробубнил Трост.
– Я думаю, - Энгельс оценивающим взглядом прицелился в Троста, - что вас может ввергнуть в безграничное уныние утрата даже одного пенса.
– Пенс - это тоже деньги!
– вызывающе выпалил Трост.
– И я знаю, как из пенсов делать фунты.
– Да, конечно, вы знаете, - охотно согласился Энгельс и отвернулся от Троста.
– Надо иметь в виду, господа, что сейчас стоят морозы и дуют восточные ветры, из-за чего ни один корабль не может прибыть в Англию. Если это продлится еще одну-две недели, то цены на все продукты наверняка повысятся.
– Вы в этом уверены?
– тревожно спросил кто-то.
– Абсолютно!
– беззаботным тоном подтвердил Энгельс.
– Как и в том, что при первом же западном ветре, который пригонит огромный флот, цены еще более стремительно полетят вниз, безжалостно разрушая все попытки взвинтить их.
– Значит, нам надо молить бога о восточном ветре?
– спросил Трост.
– Все предприниматели Манчестера, кроме вас, сударь, - Энгельс легко повернулся на каблуках к вопрошавшему, - уже давно забыли все другие молитвы.
Трост что-то хотел ответить, но в это время, довольно бесцеремонно оттолкнув его, в самую середину столпившихся фабрикантов и купцов ворвался небольшого роста тщедушный человечек и перепуганно затараторил:
– Вы слышали, господа? Вы слышали?.. Вчера в Фейлсуэрте рабочие повесили чучело своего фабриканта Лидла!..
– Кто вам сказал?
– перебил тщедушного вестника Поттер.
– Да сам Лидл! Он здесь, вон стоит!
Все посмотрели в сторону, куда указывал человечек. Шагах в пятнадцати в окружении нескольких биржевиков стоял сухопарый элегантный джентльмен и что-то рассказывал, его слушали внимательнейшим образом.
– Вот человек и прославился, - тоном отчаянного завистника сказал Энгельс.
– Как можно над этим шутить!
– возмутился тщедушный.
– Вчера они повесили чучело Лидла. А вы уверены, что завтра они не захотят продолжить эту ужасную игру? Вы уверены, что завтра они не повесят чучело Пальмерстона, а послезавтра?!
– Я уверен в том, - Энгельс сверху вниз добродушно посмотрел на человечка, - что долго пробавляться чучелами рабочие не станут.
– Что?!
– у тщедушного задрожала челюсть.
– Вы допускаете мысль... дальше он говорить не мог.
– Вполне допускаю, - Энгельс кивнул головой.
– Но утешением тут может служить другая мысль: если правильна пословица "кому суждено быть повешенным, тот не утонет", то правильно будет сказать и наоборот: кому суждено утонуть, того не повесят. Так как многим из присутствующих сейчас в этом зале предстоит утонуть в волнах кризиса...