Эоловы арфы
Шрифт:
– Мы пришли от восьмой роты, - сурово сказал Блох.
– Надеемся, перед остальными вы ответите в будущем особо.
– О будущем, капрал, вы знаете, вероятно, не больше, чем ваш коллега о демократии, и это, конечно, вас тоже извиняет.
– Маркс как бы в прискорбии и сочувствии склонил голову.
– Ответьте лучше, что же вы от меня хотите?
– Прежде всего мы хотим заявить вам, что вся восьмая рота чувствует себя оскорбленной вашей заметкой.
– Капрал произнес эти слова, по всей видимости, так, как произносил в
– Только подписи всех солдат, унтер-офицеров и офицеров восьмой роты могли бы убедить меня в правильности вашего заявления, - сказал Маркс.
– Мы представим эти подписи!
– тотчас отозвался сержант.
– Напрасный труд.
– Маркс устало махнул рукой.
– Дело в том, что заявление господина Блоха не представляет для меня никакого интереса, и я не придаю ему значения.
– То есть как это не придаете?
– И капрал, и сержант в искреннем удивлении даже подались вперед.
– До заметки, так взволновавшей вас, господа, - назидательным тоном проговорил Маркс, - мне нет никакого дела, потому что она помещена под чертой и, следовательно, считается объявлением.
– Объявлением?
– Унтер-офицеры подались вперед еще больше.
– Да, всего лишь объявлением. А за такого рода публикации я ответственности не несу. Я подписываю только то, что над чертой.
– А кто же за это отвечает?
– несколько удрученно спросил капрал.
– Я не намерен консультировать вас по таким вопросам. Могу лишь сообщить, что вы имеете возможность опубликовать возражение, причем бесплатно. Хотите?
Маркс придвинул к себе листок чистой бумаги, быстро написал на нем несколько строк и протянул унтер-офицерам:
– Например, вот такой текст.
Капрал и сержант склонились над листком и прочитали: "Мы, солдаты, унтер-офицеры и офицеры восьмой роты 16-го пехотного полка, единодушно утверждаем, что наш Ротный командир капитан фон Уттенхофен никогда не спекулировал казенным топливом, не воровал чужих кур, не соблазнял невинных девиц, а также чужих жен".
– При чем здесь куры и девицы?
– серьезно и озабоченно спросил капрал.
– Ну, если вы не гарантируете поведение своего командира в отношении чужих кур, чужих жен и девиц, то можно это место сократить.
– Нет, мы уверены! Вполне уверены!
– А тогда в чем же дело?
"Действительно, в чем же дело?" - мучительно ворочал мозгами капрал и никак не мог выбраться из простенькой ловушки, расставленной собеседником.
– Странно как-то...
– нерешительно протянул он.
– Что же странного? Раз это правда, раз вы уверены...
– Да он смеется над нами, господин капрал!
– воскликнул наконец, видимо, более сообразительный Эбнер.
– Смеется?
– удивился капрал.
– Конечно! А кроме того, нам никто не поручал печатать опровержение. Нам поручили одно - узнать имя автора заметки. И будьте любезны, господин Маркс, сообщите нам его, иначе...
–
– прервал Маркс сержанта.
– Если вы не хотите печатать опровержение, то у вас есть еще один вполне демократический способ выразить ваш протест - вы можете подать на газету в суд.
– Ну уж нет!
– покачал головой капрал.
– Слышали мы, как недели три тому назад вас судили два дня кряду, и знаем, чем это кончилось. Мы не можем честь своей роты и ее командира вверить судейским слюнтяям. Мы сами за нее постоим. А для этого нам нужно имя борзописца, который накатал заметку. Вы нам его сообщите, сударь, в противном случае мы больше не станем сдерживать своих людей, и дело может кончиться плохо.
Открылась дверь, и вошла Женни. Не обращая никакого внимания на унтер-офицеров, она спросила:
– Карл, ты не забыл, что тебя ждет господин Энгельс?
Маркс, собравшийся было уже что-то ответить на брошенную ему угрозу, встал из-за стола и, сказав "Я сейчас", вышел вместе с женой.
Унтер-офицеры оторопело переглянулись.
– Ты слышал, что она сказала?
– полушепотом спросил Блох.
– Его ждет господин Энгельс! Уж это не полковник ли Энгельс, второй комендант города?
– Тут все возможно, господин капрал, - тоже полушепотом ответил Эбнер.
– Но, если мне память не изменяет, у них в газете есть какой-то свой Энгельс, его, кажется, тоже судили вместе с Марксом.
– Судили, но оправдали! Ох и влипнуть мы с тобой можем, дружок, а заодно с нами и ротный... Черт дернул нас назвать свои имена!
– Может быть, улизнем, пока он не вернулся?
– робко предложил сержант.
– А как же имя автора заметки?
– нерешительно промямлил капрал, хотя мысль сержанта показалась ему весьма соблазнительной...
Когда Маркс вошел в комнату, где сидел Энгельс, тот встретил его нетерпеливым восклицанием:
– Ты долго еще намерен с ними возиться? Гони их в шею! Иначе я, гвардии бомбардир, сделаю это сам. Нам надо обсудить передовую статью воскресного номера, а ты тратишь время на этих ослов!
Маркс кратко рассказал, о чем у него идет речь с унтер-офицерами, и, пообещав скоро разделаться с ними, уже направился к двери, как вдруг Энгельс остановил его:
– Карл, возьми вот эту штуку!
Маркс оглянулся и увидел, что Энгельс протягивает ему пистолет.
– Зачем?
– Возьми, возьми. Он, правда, незаряжен, но все равно. И сунь его в карман вот так, чтобы рукоятка торчала и была хорошо видна.
Маркс засмеялся, но все-таки позволил другу сунуть пистолет в карман своего сюртука именно так, как он хотел, и пошел опять к своим визитерам. Он стремительно пересек комнату, подошел к своему креслу, но не сел, принимая в расчет, что иначе унтер-офицеры не увидят то, что у него в кармане. Они заметили сразу. Капрал весь напрягся и побледнел, а сержант словно прилип взглядом к пистолету.