Эпилог
Шрифт:
– мало ли кто может стрелять и что гореть – но узнать было не у кого. И без того малолюдная вечерняя улица враз опустела. Город замер, напряженно прислушиваясь.
Вскоре выстрелы прекратились. Повисла тишина, странная, пугающая. Внезапно подряд хлопнуло три одиночных выстрела, их тут же заглушил захлебывающийся перестук автоматов – и стихло.
– Давай лучше мыться и спать, – Николай первым оторвался от созерцания столба дыма, подсвеченного снизу отблесками огня, и покосился за закипающую воду. Марина боязливо улыбнулась в ответ. Николай взял полотенце и отнес кастрюлю
– Можешь идти. Я тебе там полотенце повесил. Большое, синее. – Он вдруг почувствовал внезапно навалившуюся усталость, сказались последние почти бессонные ночи, когда приходилось с рассветом вставать и занимать место в очередях. И несмотря на проникающую с улицы тревогу ему сейчас хотелось только одного – завалиться поспать часиков на двенадцать, позабыв обо всем.
– Иди первый, – сказала Марина, отводя глаза в сторону. – Я потом.
– Я еще успею, – возразил Николай. – Иди ты.
– Иди, – повторила Марина. – Дай мне, пожалуйста, еще сигарету. Курить почему-то очень хочется.
– Да бери, конечно, – он пододвинул к ней пачку и улыбнулся. – Ладно, ты покури пока, я быстро.
Он действительно управился быстро, и с удовлетворением убедившись, что кастрюля еще больше чем наполовину полна, вернулся на кухню.
– Ну, вот и все, – сказал он, проводя рукой по влажным волосам. – Тихо на улице?
– Один раз постреляли, но немного. Так я пойду.
Николай проводил ее взглядом и пошел в комнаты. Он проворно и ловко расстелил две постели, в спальне – для девушки, а на разложенном диване – для себя, проверил, заперта ли дверь и напоследок выглянул в окно. Дым рассеивался, то ли погасили, то ли уже сгорело, но на улице людей уже не было. Не было и света в окнах, хотя уже совсем стемнело.
Ладно, спать, так спать. Николай принес с кухни пепельницу, поставил ее на пол рядом с диваном, проворно разделся, забрался под одеяло и закурил, неторопливо выпуская дым и думая о завтрашнем дне. Надо бы опять встать завтра в очередь за хлебом, может привезут. А вообще лучше бы смотаться из города и отправиться до лучших времен в деревню вслед за родителями. Слишком уж от многих случайностей ты здесь зависишь, а кто знает, сколько продлится этот «временный экономический кризис», как писали месяца два назад в газетах, когда они еще выходили. Телевидение тоже давно не работает, а батареек для транзистора он уже полгода достать не может. Газа нет, хорошо хоть электричество дают, пусть и с перебоями, да воду холодную. А если и это накроется? Ходили бы поезда…
Скрипнула дверь в ванной, щелкнул выключатель, и Николай машинально посмотрел в сторону коридора. Марина показалась в дверях, одежду она держала в руках, вокруг тела обмотано полотенце. Она подошла, вздохнула, потом решительно положила одежду на стул.
– Подвинься.
Николай, не успев осмыслить ее просьбу, перебрался к стене. Марина быстро сбросила полотенце и юркнула под одеяло.
– Ты чего? – опомнился Николай. – Я же тебе в спальне постелил.
Она смущенно уткнулась лицом в подушку, и тут он понял. Своего рода плата за пищу и приют. Женская благодарность. Но благодарность – это не любовь. Нет,
– Эх, Маринка, – он осторожно дотронулся до ее волос и почувствовал, как напряглось ее тело. – Какая же ты глупенькая! Ты же сама этого не хочешь, так зачем?..
– Но ведь ты… – тихо проговорила она, повернулась на бок и уткнулась ему в плечо.
– Перестань, – с нежностью произнес Николай. – Неужели ты решила, что я ради этого?..
Марина не ответила, лишь прижалась сильнее, словно подтверждая его слова.
– Марина… – он поперхнулся. – Малышка, ну как ты могла подумать? Даже обидно, честное слово.
Внезапно он подумал, что было бы, окажись на его месте другой, и ощутил острый укол ревности.
– Я тебе постелил в спальне, – повторил он, но голос прозвучал сухо, и он виновато сменил тон. – Не сердись. Не хочу, чтобы мы потом вместе об этом жалели. Лучше иди.
Девушка покорно встала, собрала вещи и пошла к двери, а Николай, не отрываясь, смотрел ей вслед с немым восхищением. У самой двери она обернулась и смущенно улыбнулась.
– Спокойной ночи, Коля.
– Спокойной ночи.
Дверь закрылась. Николай лег на спину, не зная, правильно он поступил, или глупо. Но он ничуть не жалел о том, что сделал.
Он уже стал засыпать, когда где-то в отдалении послышался крик, жуткий, не похожий на человеческий.
У него внутри все сжалось, но он все-таки вскочил и выглянул в окно. Вопль оборвался столь же внезапно, как и начался, и в непроглядном мраке за окном опять наступила тишина. Он постоял еще немного и вернулся на диван. Едва он укрылся, за окном треснули подряд два выстрела. Николай вздрогнул.
Скрипнула дверь, в проеме показался белеющий силуэт.
– Коля, ты спишь?
– Нет. – Он вздохнул и с невольной улыбкой добавил. – А это что за привидение тут бродит?
– Мне страшно, Коля. – Девушка осторожно присела на краешек дивана. – Очень страшно. Кто-то так кричал…
– Это далеко было. – Николай ободряюще провел рукой по ее спине, прикрытой тканью рубашки. – Не бойся. Иди, спи.
– Не могу. Только начинаю засыпать – и сразу кажется, будто кто-то в темноте крадется.
Откровенно говоря, Николаю тоже было не по себе, но признаться в этом ей он не мог. – Ладно, – сказал он. – Ложись рядом. Да не бойся, не полезу.
Марина не стала колебаться. Так они и заснули – уставшие, ищущие друг у друга защиты, случайно сведенные судьбой люди, и по губам Николая долго блуждала счастливая улыбка.
5. ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ ЧЕРЕЗ ДЕНЬ. ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СТАНЦИЯ
Фонари не горели. Все тонуло в зловещей темноте, и казалось, что из нее вот-вот выскочат, набросятся, схватят, и поэтому они невольно старались держаться поближе к угрюмым улицам. Родной когда-то город вдруг изменился, стал зловещим и враждебным, словно они никогда не ходили по его улицам и не играли в детстве в его дворах.