Эпилог
Шрифт:
Не повезло. Их заметили, и трое верзил-юнцов с улюлюканьем бросились в погоню. Теперь все решали ноги, но у убегавших была тяжелая поклажа, которую бросить они не могли – там были остатки продуктов, вода, кое-что из вещей.
Не уйти! Николай решил было отпустить Марину и прикрыть ее отход, но сразу понял бессмысленность этой затеи. Ладно, задержать их на какое-то время он сумеет, но что потом станет с одинокой девушкой в горящем городе? Пусть даже она благополучно вырвется, а потом…
– Сюда! – Николай втолкнул Марину в ближайший подъезд, сбросил рюкзак, выхватил
Он знал, его поражение будет означать для девушки нечто более страшное, чем просто смерть.
Обогнавший на десяток метров других парень влетел в подъезд, и Николай обрушил на его голову увесистый удар. Парень мешком повалился на пол, не успев даже выпустить из рук дубинку. Николай перепрыгнул через него, выскочил на улицу и сбоку нанес удар не успевшему остановиться второму. Третий успел отпрыгнуть в сторону и выхватил нож.
Николай снова замахнулся трубой, но противник нырнул под удар и Николай едва успел увернуться от ножа. Они сшиблись и через мгновение покатились по асфальту. Вскоре парень очутился сверху, вырывая зажатую в кисти Николая руку с ножом. Отчаянным усилием Николай ухитрился завалить его на бок и тут же нанес удар коленом в пах, и пока ошеломленный противник приходил в себя, опрокинул его на спину и стал молотить головой об асфальт.
Опомнился он лишь тогда, когда обессиленно свалился на давно уже неподвижное тело. Отдышавшись, он медленно сполз, присел на корточки, вынул из вялых пальцев нож, защелкнул лезвие и сунул нож в карман. Подобрал трубу и на подгибающихся от пережитого напряжения ногах побрел к подъезду.
Увидев Николая, Марина уронила напряженно прижатые к груди руки и обессиленно прислонилась к стене. Николай молча запихнул трубу в рюкзак, оставив, как и прежде, торчащий конец, и все так же молча перекинул через плечи лямки.
– Пошли… – хрипло произнес он, переступил через лежащее у двери тело и шагнул на улицу.
Опасаясь, что поблизости могут оказаться и другие из той же банды, они свернули на параллельную улицу и попали в полосу пожаров. Дымились сгоревшие еще ночью остатки одноэтажных домов, дотлевали заборы и деревья, кое-где еще плясало ленивое пламя. Но гораздо страшнее оказалось видеть множество трупов. Некоторые обгорели при пожаре, но были и с проломленными черепами, зарезанные, задавленные. Несколько раз им попались залитые кровью тела изнасилованных женщин, были и трупы детей…
Вскоре Марину стошнило, следом и Николая. Почти касаясь друг друга, они добрели до конца улицы и вышли к горящему парку. После увиденного они уже не стали раздумывать и пошли напрямик, выбирая лишь те аллеи, где было поменьше огня. Город не стал их больше задерживать, и лишь послал последний привет вспыхнувшей где-то в глубине его перестрелкой.
– Устала? – спросил на ходу Николай.
– Нет.
Николай посмотрел на измученную девушку, на ее запавшие глаза, потрескавшиеся губы, потемневшее от копоти и грязи лицо, но промолчал. Отдыхать было некогда.
Он
8. СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ. ЗА ГОРОДОМ
В тот день они прошли довольно много, а может, им просто показалось, что много, определять расстояние они не могли. Парк перешел в луг, потом опять лес, уже не горевший и дразнящий сердце напоминанием о прежней жизни. Они прошли его, ни разу не остановившись, пересекли пустынную дорогу, но идти по ней не рискнули и снова углубились в лес.
В полдень сделали привал. Немного, без аппетита поели, лишь бы поддержать силы, запили водой, выкурили по последней сигарете и долго не могли встать, но все же пересилили себя и побрели дальше. Через несколько часов вышли на опушку и увидели деревню, вернее, то, что от нее осталось. На всякий случай обошли ее стороной, но потом попалась еще такая же деревня, и еще…
Ближе к вечеру, шатаясь от усталости, набрели на лесное озерцо. Место было укромное, и они скинули с себя одежду и искупались в нагревшейся за день воде, смыли пот и грязь, а потом решили тут же и заночевать.
Костер зажигать не стали, побоялись. Поели всухомятку, улеглись на земле, подстелив кое-что из прихваченной одежды. Сон не принес облегчения
– обоим снились кошмары, и они время от времени просыпались и с испугом таращились в темноту.
Утром вышли на дорогу, и вскоре догнали небольшую группу людей, потерянно бредущих неизвестно куда. Приняли их без особой радости, но и гнать не стали. Люди собрались разные. Было три семьи с детьми, несколько одиноких мужчин и женщин разного возраста, пожилой, опирающийся на палку старик с орденскими планками на пиджаке, и, наконец, молоденький солдатик Слава, дезертировавший из развалившейся части и теперь, благодаря прихваченному автомату, исполнявший роль главного защитника.
Шли молча и медленно, подстраиваясь под старика и детей. Днем их нагнал десяток разухабистых парней на мотоциклах, притормозил в полусотне метров впереди, но разглядев автомат, решили не связываться.
Вскоре после этого остановились отдохнуть. Дети хотели есть, но продуктов у них практически не осталось, и Николай, после недолгого колебания, отдал все свои продукты в общий котел.
– Довели страну, демократы проклятые. Сталина на вас нет, уж он бы не допустил, – сокрушался ветеран, которого звали Захар Семенович. – При нем бы не побегали, – добавил он, кивнув на солдата.
– А я-то здесь причем? – удивился Слава. – У нас вся часть разбежалась. Вместе с офицерами. Сначал три дня еду не привозили, а когда склады с сухим пайком вскрыли, так там одни крысы и остались. Подчистую разворовали, и давно – все уже пылью покрылось. Вот мы и рванули по домам.
– Вот я и говорю, Сталин бы такого не допустил, – вновь закивал Захар Семенович.
– Ты, дед, лучше бы помалкивал. Из-за него-то все и началось, – осадила ветерана пожилая женщина. – Умных всех поубивал, одни дураки и остались.