Епитимья
Шрифт:
Они лежали на боку на грубом цементном полу гаража, Джимми и Эвери, и округлив глаза смотрели друг на друга — единственная возможность общаться. В их взглядах ожила надежда. Она связала их узами сообщничества, более крепкими, чем веревки, стягивающие их руки и ноги. Теперь, подумали они, их путы незаметно будут ослабевать и ослабевать, пока не спадут совсем.
Ричард недоумевал, как можно жить в этом хаосе из старых газет, журналов и картонных коробок, из которых вываливались старые
— Так зачем вы пожаловали?
Ричард не знал, как приступить к делу. Только теперь он понял, что не готов к предстоящему разговору.
— Я пришел сюда как друг, как человек, знавший вас по группе анонимных одержимых сексом, — начал он.
Дуайт склонил голову набок.
— Я пришел не с осуждением. — Ричард был в смятении: его мысль металась в поисках нужных слов, он молил Бога, чтобы они явились. — Я пришел как человек, готовый к пониманию. Мы оба, вы и я, знаем, что далеко не каждый поймет, что мы переживаем ежедневно.
По лицу Дуайта расползлась усмешка, и от этой усмешки у Ричарда пересохло во рту, а сердце тяжело заколотилось. Не то, не то... нелепые бессильные слова... Но он продолжал говорить.
— Я знаю, через что вы прошли, знаю, что вы не хотели бы причинять этим детям зло, которое причиняете.
Издевательская ухмылка Дуайта становилась все явственнее, переходя в смех. И вдруг Дуайт откровенно заржал, наигранно закатывая глаза и качая головой.
— О нет. Разумеется, нет.
Ричард облизнул губы, понимая, что зашел в тупик.
— Разумеется, я не думал, что вы хотели этого. Многое в нашей жизни случается помимо нашего желания. То есть я хочу сказать, что борюсь со своими желаниями...
Ричард придвинулся ближе к Дуайту, положил руку на его плечо.
— Я могу помочь вам, Дуайт, выбраться из этой истории.
Дуайт, поведя плечом, сбросил его руку.
— Обычно, мой друг, я не ругаюсь. Это признак дурного тона. Но куда тут денешься — ты мешок с дерьмом.
— Вы, Дуайт, не то говорите. Я думаю, вы жалеете, что так сказали, и осуждаете себя за то, что творите.
Ричард почувствовал дурноту. Только бы поскорее выбраться из этого мрачного дома, из пространства, которое сжимается от каждого его слова. И он прошептал:
— Я знаю, вы хороший человек.
Дуайт долго смотрел на него — Ричард так и не понял, что выражал его взгляд. Слова его были куда понятнее:
— При вашем дерьмовом католическом образе мыслей вы не сумеете отличить хорошего человека от плохого, даже если будете смотреть ему в глаза. — Он в упор смотрел на Ричарда.
Ричард покосился на дверь, прикидывая, можно ли прорваться к ней и выбраться отсюда, пока не поздно.
Дуайт придвинулся к священнику так близко, что Ричард улавливал его несвежее дыхание и запах, пота, исходивший от его тела.
— Вы хотя бы понимаете, что я намереваюсь
— Что? — Ричард попытался поймать его взгляд и понять смысл происходящего, но остекленевшие глаза смотрели куда-то мимо него, в какую-то невидимую точку.
Дуайт покачал головой:
— Нет, вы этого не поймете, отец.
Ричарду показалось, что ослабевшие в коленях ноги больше его не держат. И он прошептал — дыхания его хватило только на шепот:
— Очевидно, так.
— Хороший человек, отец, в вашем понимании, не чувствовал бы никакого раскаяния и не пытался бы помочь им, как делаю это я. А я не испытываю никакого неудобства от того, что собираюсь сделать: убить этих детей, сжечь их, чтобы от них не осталось и следа. Я уверен, что тем самым спасаю их. Вам, священнику, конечно, знакома концепция епитимьи.
Ричард почувствовал дурноту, желудок его поднимался к горлу.
— Епитимья — дело добровольное, — прошептал он, не в силах обрести голос. — Но для вас еще не все потеряно. Есть понятие искупления, — бормотал Ричард. — Милосердие для всех нас...
— Это все мечты, отец. Вы живете в иллюзорном мире. Здесь я собираюсь сделать что-то путное. А вы меня задерживаете, сэр.
Дуайт схватил Ричарда за горло и сжал мертвой хваткой. Этого не может быть. Ричард задыхался. Изо всех сил он молотил кулаками по рукам Дуайта, но они были неподвижны, как тиски.
Тогда он пнул Дуайта ногой, угодив в лодыжку, но тот, казалось, был неуязвим. Слабеющими пальцами священник пытался ослабить железное кольцо у себя на шее, сбросить темную пелену, которая окутывала его все плотнее и плотнее. Его дыхание становилось все короче и наконец совсем прекратилось, перейдя в сухой хрип.
Руки вяло упали вдоль тела. Темнота стала полной. Ричард сдался, подумав: если такова Его водя, да будет так.
Дуайт отпустил священника, и тот свалился на пол. Если бы ты научился не соваться в чужие дела, этого бы не случилось. Он пнул священника ногой в живот.
— Это твоя вина, отец. Я за это не несу ответственности.
«Лучше проверь, мертв ли этот дурак».
— Тетя Адель, я уже подумал об этом.
Дуайт направился в гараж, где оставил револьвер. Конечно, этот болван мертв, но все же стоит в этом убедиться.
А пуля в висок даст полную гарантию.
Открыв дверь гаража, Дуайт потянулся за револьвером, оставленным на ящике у двери. Но оружия на прежнем месте не было. Исчезли и мальчишки.
Глава 31
Этого не может быть! Дуайт ринулся в гараж, взглянул на пол и понял: они исчезли. Веревка и липкая лента кучкой валялись на полу. Мальчишек не было.
Как они ухитрились освободиться?
Он бросился к двери в подвал, полагая, что у этих двух дерьменышей хватит совести освободить друзей прежде, чем самим отсюда выбраться.