Эпоха харафишей
Шрифт:
— Благодарю тебя, Господи… Благодарю тебя, Господи…
Вся семья воссоединилась после прихода Дия и Ашура. Фаиз расположился в маленькой комнатке, словно алмаз в куче соломы. Он источал свет, надежду, что представляла будущее в полном блеске, настолько пленительным, что ни одному из них и в голову не приходило. Чувства в семье переменились, она стала каким-то новым существом. Фаиз говорил:
— Успеху завидуют. Обо мне будут всякие истории сочинять. Однако на мне греха нет, я невинен, Аллах свидетель…
— Моё сердце верит тебе! — пылко заговорила Халима.
—
Все взоры были сосредоточены на нём, а их сердца трепетали от восторга, готовые верить. Он продолжил:
— Я скитался несколько дней без работы, потом выручил из беды одного иностранца — это долгая история. Я работал у него прислугой и водителем, защищал его от подонков, которые задевали его, и научился у него искусству вести бизнес. Затем фортуна нежно улыбнулась мне. Удача ведь необходима. Мой лотерейный билет выиграл, и я решил работать на себя. Тогда-то мне и привалило счастье сверх всяких признаний…
Ашур с интересом спросил его:
— А чем ты конкретно занимаешься, братец?
— Это нелегко объяснить. Ты что-нибудь слышал о маклерстве и спекуляции? Отлично. Тут нет никаких лавок и никаких магазинов. Мы заключаем сделки на улице и в кафе. Это сложные дела, мы ещё вернёмся к ним и рассмотрим подробнее, но я не призываю вас участвовать в них со мной в качестве партнёров. Просто у меня есть небольшой ряд запланированных на будущее различных гарантированных проектов…
Лица их зарумянились от восторга и сладостной надежды, и они умоляюще замолчали. Он же продолжил:
— Воля Всевышнего Всемогущего Аллаха состоит в том, чтобы семейство Ан-Наджи вернуло себе свой центральный, высокий статус в обществе.
— Ты имеешь в виду руководство кланом, брат? — шёпотом спросил его Ашур.
Тот засмеялся:
— Нет!.. Нет!.. Я имею в виду богатство и роскошь.
Лицо Дия засияло:
— Так это ещё лучше!
— Эта ничтожная жизнь должна преобразиться: начиная с этого дня мы больше не харафиши, не пастухи и не носильщики! Такова воля Всевышнего, Всемогущего Аллаха…
Мать воскликнула:
— Ты плод моей любви и моих молитв!
Фаиз предельно серьёзно заметил:
— Мы должны подумать о том, что сделать, без всяких колебаний, ведь моя работа требует бесконечных разъездов!
Решительные изменения произошли так же быстро, как меняются четыре сезона. Всего за один день Халима Аль-Барака стала домовладелицей, и не была больше прислугой и продавщицей. Дий перестал работать у медника, а Ашур — у пастуха, и вся семья перебралась во временное жильё — просторную квартиру из четырёх комнат, но самое главное состояло в том, что началось строительство дома для них на пустыре напротив банка ростовщика. Фаиз приобрёл угольную контору, предоставив своим братьям руководить ею. Дий и Ашур уселись в комнате директора, облачившись в просторные кафтаны — абы, источая ароматы мускуса и амбры.
Мечты проникли в реальности,
Джалиль Аль-Алим, шейх местной мечети, и Юнус Ас-Саис, шейх переулка, стояли, отводя душу в беседе. Глядя на Ашура, Юнус сказал своему собеседнику:
— Говорят, что этот парень похож на своего далёкого предка-тёзку.
— Но между чистым золотом и позолоченной медью есть разница, — ответил ему Джалиль.
Путь, простиравшийся перед ними, преградило одно мрачное препятствие — помолвка с Фатхийей и Шукрийей! Она с самого начала была навязана им обоим. Дий с упрёком спросил мать:
— Почему ты так торопишься, мама?
Халима не знала, что ответить ему. Она не была счастлива из-за этой помолвки, и не питала особого энтузиазма, но ей противело делать что-то, из-за чего потом придётся стыдиться. Набожность и страх разгневать Господа наполняла её сердце.
— Такова наша участь! — пробормотала она.
— Что? — резко спросил он её.
— В пословице говорится: «Берите себе в жёны бедных женщин, и Аллах наделит вас богатством», — смиренно ответила мать.
— Так ведь Аллах уже обогатил нас, прежде чем мы успели жениться.
— А разве раньше эти девушки не были вашим счастьем?
— Это всё забава, — пробормотал Дий с раздражением.
Ашур оставался угрюм и молчалив. Он больше не испытывал счастья из-за этой помолвки, но и ему было неприятно совершать то, чего потом придётся стыдиться. Его сердце — как и у матери — было наполнено страхом перед Господом.
— А как же ты, Ашур? — спросила его Халима.
Он покорно пробормотал:
— Но ведь мы прочитали суру «Аль-Фатиха», поклявшись на Коране…
Дий воскликнул:
— Ну уж нет! То было решение, достойное сожаление, ничего отрадного в нём нет! А раз так — нет и ещё раз нет!
— Делай, что хочешь, но не рассчитывай на меня, — решительным тоном заявила Халима.
Дий Раби Ан-Наджи принимал у себя в гостях шейха переулка Юнуса Ас-Саиса, и попросил того передать его извинения Мухаммаду Аль-Аджалю. Шейх долго рассматривал лицо Дия с его мелкими тонкими чертами и бессмысленной, миловидной бледностью, и сам себе сказал, что этот малый самый настоящий подонок — и внешне, и внутри, однако, умащивая его, вслух произнёс: