Эпоха харафишей
Шрифт:
— Мы уже не так бедны, как раньше. И положение наше становится всё лучше день ото дня.
— Сейчас я в состоянии вернуть вам почёт и уважение в родном переулке, — резко заявил он.
— Пусть всё идёт своим чередом, — продолжала умолять Халима Аль-Барака.
Дий склонил голову, пробормотав:
— Какое разочарование!
После ухода Дия Халима сказала:
— Мы плохо обошлись с ним, Ашур.
— Ничего не поделаешь, — упорно ответил тот.
— Ты не поверил его словам?
— Нет.
— А я верю ему.
—
— Кто же не извлечёт урок после той трагедии, что стряслась с Фаизом?
— Мы. Вся история нашей семьи — это бесконечная череда отклонений с правильного пути, бедствий, напрасных уроков…
— Да, но я ему верю…
— Как знаешь…
Она немного подумала, а потом спросила:
— А как же твой секрет — ты не доверил его ему?
— Нет. Он не верит в то, во что верю я, — выразил сожаление Ашур.
— А возможно ли, чтобы он присоединился к вам?
— Нет. Он не верит в то, во что верю я, — спокойно повторил Ашур.
Да, и впрямь Дий явился в неподходящее время, — когда Ашур уже был готов сделать после продолжительных страданий решающий шаг.
Однажды, когда переулок жил своей привычной, унылой жизнью, а зима следовала к концу, из-под арки вышел человек: обладатель гигантской фигуры, щеголявший в синей рубахе-джильбабе, кофейного цвета шапочке и с дубинкой в руке. Он шёл уверенно и спокойно, будто возвратился после часового, а не многолетнего отсутствия. Первым, кто увидел его, был Мухаммад Аль-Аджал, и в замешательстве отвёл глаза, пробормотав:
— Кто это?! Ашур?!
Ашур медленно приветствовал его словами:
— Мир вам, дядюшка Мухаммад.
На него тут же отовсюду устремились удивлённые взгляды: из лавок, открытых окон, всех уголков переулка. Но он не удостоил своим вниманием никого, направившись прямиком в кафе. Хасуна Ас-Саба сидел там на своём кресле, поджав под себя ноги, с краю от него расположились Юнус Ас-Саис, шейх переулка, а также шейх местной мечети, Джалиль Аль-Алам. Ашур вошёл в кафе, и глаза всех присутствующих в изумлении воззрились на него. Сам же он прошёл в уголок со словами:
— Мир вам!
Ответа на приветствие он не услышал. Стало ясно, что главарь клана ожидал от него индивидуального приветствия, сопровождаемого примирительным заискиванием, однако тот прошёл к своему месту, не обратив на него внимания, и сел. Присутствующие тут же стали ждать поворота событий. Ас-Саба не вытерпел и грубо спросил:
— Что вернуло тебя сюда, парень?
Тот выдержанно отвечал:
— Когда-нибудь человек должен вернуться в свои родные места…
— Но тебя изгнали отсюда, отвергли и прокляли! — заорал Ас-Саба.
Со спокойной уверенностью Ашур ответил:
— То была несправедливость, а любой несправедливости должен когда-то прийти конец.
— Подойти к нашему главарю и попроси у него прощения, — вмешался тут же шейх Джалиль.
— Я пришёл сюда не за тем, чтобы просить прощения, — холодно сказал Ашур.
— Мы не знали, что ты такой высокомерный и бессовестный, — закричал Юнус Ас-Саис.
— Ты был искренен
Тут Хасуна Ас-Саба раздвинул скрещенные ноги и поставил их на пол, заявив предупреждающим тоном:
— На что ты полагался, возвращаясь сюда, если не на моё прощение?
— Я полагался лишь на Всемогущего Аллаха.
— Убирайся отсюда подобру-поздорову, пока ноги носят, или тебя вынесут но носилках! — взревел Ас-Саба.
Ашур поднялся, сжав в руках дубинку. Мальчик-гарсон бросился наружу, зовя на подмогу членов клана. Остальные бросились за ним вслед в страхе. Ас-Саба вцепился в свою дубинку, и обе дубинки обрушились друг на друга с яростной силой, от которой рушатся стены. Завязалось беспощадное, жесточайшее сражение.
Члены клана подходили к кафе со всех уголков переулка. Люди же попрятались, заперев лавки и заполнив собой все окна и балконы.
Тут случилось нечто неожиданное, потрясшее весь переулок, словно землетрясение: с развалин и тупиков хлынули харафиши, крича, размахивая попавшимися под руку кирпичами, кусками дерева, стульями, палками. Они устремились вперёд, подобно селю, и накинулись на людей Ас-Саба, застигнутых врасплох, и вынужденных перейти с нападения на оборону. Ашур ударил главаря клана по руке, и тот выпустил дубинку, которая свалилась на землю. В этот момент Ашур атаковал его и сцепил в кольцо своими руками, сжав так, что у того хрустнули кости, затем поднял его над головой и швырнул в переулок, где тот приземлился, потеряв сознание и достоинство.
Харафиши окружили бандитов из клана, осыпая их ливнем ударов палок и кирпичей. Повезло тем счастливчикам, которые успели сбежать. Менее чем через час во всём переулке остались лишь группа харафишей, да Ашур.
По количеству участников битвы в переулке последняя никогда ещё не имела прецедентов. Большинство населения — харафиши — оказались сокрушительной силой. Они внезапно объединились, и завладев дубинками, бросились в дома, особняки, конторы, лавки, словно землетрясение. Нить, удерживающая на месте вещи, была порвана, и отныне всё стало дозволено. Руководство кланом вернулось в руки семейства Ан-Наджи, к опасному гиганту, который впервые сформировал свой клан из большинства населения переулка. Ожидаемой анархии не последовало; харафиши объединились вокруг своего вождя преданно и послушно. Он же возвышался среди них, подобно внушительному зданию. Взгляд в его глазах внушал им мысли о созидании, а не о разрушении.
Ночью у Ашура собрались Юнус Ас-Саис и Джалиль Аль-Алам. Они пребывали в явном волнении. Шейх переулка заявил:
— Обычно не требуется вмешательства полиции в таких случаях…
— А сколько преступлений творилось у вас под носом? — раздражённо спросил его Ашур, — и все они требовали вмешательства полиции.
— Простите нас, вам лучше всех известны обстоятельства, в которых мы находимся, — пылко сказал шейх. Мне хотелось бы напомнить вам, что вы одержали победу благодаря тем людям, и уже завтра будете зависимы от их милости.