Эпоха Конца
Шрифт:
— Начнем с одного бутылька на семь дней. Эффект накопительный, так что придется несколько потерпеть. На прием через две септимы. А насчет ребенка не беспокойтесь — вероятно, у Вас скоро роды.
— Эх… да, пора бы уже. Столько времени прошло, я уж думала, не дотяну… — взяв рецепт, Карла вдруг почувствовала на себе строгий взгляд.
— Мисс Конамор… А давно ли у Вас такие упаднические настроения?
Карла осеклась — если Тита доложит, майора могут снять с должности.
— О чем Вы, доктор Айяр? Просто причитаю, неужели
На ее удивление, врач только вздохнула.
— Я не за Ваше звание беспокоюсь, а за самочувствие. Если будете плохо себя ощущать — хоть физически, хоть морально, не затягивайте и лучше подойдите. Здоровье все равно важнее.
Майор Конамор ушла в странном состоянии уверенности в будущем от назначенного лечения, и в то же время со смутным, неприятным ощущением в области груди, будто кусочек темноты собрался в одном месте и незаметно сидит, дожидаясь своего часа. Странное, но не особо беспокоящее чувство — и потому Карла о нем забыла.
Тита же отправилась в родовое поместье. К ее возвращению Нула, родная сестра, уже наверняка вернулась из дворца на ежемесячный осмотр — все же будучи в положении, супруга императора должна получать соответствующий уход.
*В дворцовой темнице*
— Что, наконец дошла позлорадствовать? — проснувшаяся из комы Лита Шарли, дочь министра продовольствия Куллы Шарли, была заперта за металлической решеткой уже не первую септиму. Осунувшаяся, ставшая неказистой, некогда дерзкая веснушчатая девушка стала бледной тенью самой себя.
Ауфиль держалась непоколебимо и спокойно. Нельзя показать слабость. Наконец найдя силы прийти к пленной, она собиралась взглянуть ей в глаза, прежде чем отомстить.
— Нет, Лита. Я пришла не за этим.
— О, да ты само милосердие во плоти — великодушно не станешь издеваться над угодившей за решетку давней «подругой». Говори быстрее и уходи, и без тебя тошно.
Взор карих глаз эльфийки был устремлен на Литу. Она искала в ней и в себе то, за что ее ненавидеть.
— Ты помнишь тот случай в дозоре, правда?
Девушка фыркнула. Воспоминание не из приятных.
Тогда она была еще более вспыльчивой, чем сейчас — и менее разумной. Выкрав из больницы бутыль со спиртом, она додумалась выпить ее перед походом в дозор. Ей предстояло идти с Ауфиль, тогда носившей под сердцем второго ребенка. Для эльфов вполне нормально иметь трех и более детей с разницей всего в год, будто сама природа благословила их даром плодородия.
Напившаяся Лита шла рядом с напарницей шаткой походкой, попутно высмеивая каждого прохожего. Конечно же, сострадательная эльфийка попыталась приструнить девушку. Вот только все пошло не так.
Лита в ярости бросилась на Ауфиль и стала ее избивать. Большая часть ударов пришлась на живот, а сама стражница нескончаемым потоком бранила
Сама она была так убита горем, что даже не имела сил ненавидеть избалованное отродье. Но ее знакомые не постеснялись воззвать к правосудию. Вуннар Эованор, узнав о происшествии от дочери, лично понизил Литу до рядового с уже полученного звания младшего лейтенанта, а затем устроил ей крайне тяжелую жизнь в гвардейской среде.
Конечно, Ауфиль не была в этом замешана. Но Лита хотела кого-то винить — не себя же? И потому, даже зная, что она сама стала причиной своих бед, все равно тихо ненавидела эльфийку… совсем не понимая, сколько несчастий принесла ей и ее семье.
— Помню. Хочется поворошить старые раны? Ты в этом эксперт, вперед. Только я твои песенки слушать не собираюсь, — Лита оскалилась и отошла вглубь камеры.
Ауфиль же положила руку себе на живот. Весь тот ужас, что она пережила, всплыл в памяти и резал душу рваным лезвием.
— Я могу уничтожить тебя. Я могу уничтожить и Декстера, и твою сестру, я могу погрузить твою мать в такую пучину мрака, что темнота ночи за стеной покажется днем, — эльфийка говорила без угрозы, лишь озвучивала факты. У нее очень много друзей. И она может собрать с них очень много долгов.
Лита смотрела на нее с нескрываемым отвращением. Казалось бы, в таком состоянии-то куда уж хуже. Но Ауфиль весьма тонко поняла: Декстер девушке небезразличен.
— Я могу обречь тебя на такую участь, что ты попросишься назад в темницу…
Вдруг голос фиолетововолосой бола стал дрожать и надрываться.
— Но я не готова. Ты причинила мне столько боли и подвергла опасности старшего сына… Но я все равно не могу ответить тебе злом. Я так хочу, но…
Эльфийка не сдержала слез. В тусклом освещении их не было видно на ее шоколадной коже, так что она позволила себе не уходить.
— Я хотела заставить тебя мучаться. Может тогда я смогла бы жить легче. Но даже сейчас в моем сердце есть сострадание. Я не прощу тебя, Лита. Но Всеотец сам воздаст тебе должное, когда придет время.
Лишь тогда Ауфиль смогла произносить одно из имен Творца без сомнений в сердце. Ее вера пошатнулась — и она возжелала зла. Ее вера треснула — и в жизни прошелся ураган. Но теперь она вновь тверда и крепка, крепче дворцового мрамора.
Решение отказаться от мести позволило эльфийке снова увидеть в себе свет, свет вокруг себя, ощутить то, о чем давно проповедовали пасторы. Сострадание — к себе и к другим. В древних легендах Обеллос представал мудрым и милосердным — и такие же качества приветствовались во всех его детях. Через милосердие Ауфиль смогла вернуть себе веру в Творца, а с ней — и веру в светлое будущее.