Эпоха мертвых. Начало. Том 2 (первая часть)
Шрифт:
— Класс. — с чувством заявил я.
Баня, разделенная на мужскую и женскую смены, стала для нас настоящим испытанием. А заодно и нарушением наших привычек с традициями вкупе. Наша то компания всегда ходила в нее совместно, двумя парами, по очереди заходя в парилку и совместно гоняя чаи в предбаннике. А когда народу прибавилось, то вся наша стройная система сбилась, пришлось делиться на смены. Сейчас же мы снова могли пойти вчетвером.
Дом Трофимыча стоял вроде и в середине вытянутого села, но задняя часть двора прилегала к пруду, за которым уже ничего не было. В смысле, от деревни
— Как там? — спросила Татьяна.
— Здорово! Лучшая баня в моей жизни! — решительно заявила Аня.
Последствия тяжелого разговора, судя по всему, были забыты. Ксения тоже улыбалась. Алины Александровны с ними не было, но о ней не сказали ни слова. Ладно, подождем. К тому же мне в глаза бросился некий непорядок, о чем я не преминул высказаться вслух.
— Дамы, а почему вы без основного оружия?
— Пистолеты у всех. — сказала Маша.
— Маш, если что-то случится, то тебе сначала придется бежать через всю деревню за оружием, и лишь потом заниматься делом. Значит так: вне защищенной территории, которую я сам объявлю таковой, без основного оружия не ходить. За нарушение… сами знаете, что.
— Что? — полюбопытствовала Аня.
— Порка розгами. Шпицрутены. Сквозь строй в светлое будущее. Расстрел под барабанный бой. Всем понятно? А мы, с вашего позволения, в баню.
Нам пожелали «легкого пара», и на этом разошлись. Мы зашли в предбанник, и не успел я расстегнуть разгрузку, как в дверь постучали. Затем заглянула хозяйка, жена Трофимыча, Евдокия Васильевна, крупная румяная дама за сорок. В руке у нее была стопка белых, чисто выстиранных и до хруста наглаженных простыней.
— Ребята, покажу вам, где и что. У нас чай с травками, с ромашкой есть, с чабрецом, со зверобоем, с малиной…
Она начала перебирать фарфоровые банки, в которых сухо шуршали чаи, показывая, где какой. Затем продемонстрировала сухие веники, тоже объяснив классификацию. Веники у них были и березовые, и особенно мной любимые дубовые. На каменке закипало ведро воды, и я опустил в него два дубовых веника. Сейчас они там отмокнут, и этой же водой поддавать пару будем. Не знаю, как насчет любителей использовать для такой цели квас и пиво, а по мне так лучше дубового настоя и нет ничего.
Затем она тоже нам пожелала легкого пару, открыла дверь, пошла на улицу и вдруг вскрикнула. Через секунду я уже стоял рядом с ней, с карабином в руках. Рядом была Татьяна.
— Ребят, а чего это он такой? — дрожащим голосом спросила Евдокия.
На той стороне пруда стоял зомби. Какой-то мужичок в телогрейке и светлой рубашке под ней, пропитанной запекшейся кровью. Он увидел нас, но не бросился вперед, а топтался на берегу пруда.
— Евдокия Васильевна, не ваш? — спросил я. — Не узнаете?
— Как это не узнаю? — даже возмутилась она. — Это Генка Сидоров, у нас на грузовике в колхозе работал. Его уже неделю не видели,
— Не видели мертвяков? — удивился я.
— Не-е. Откуда? По телевизору только. — замотала головой Евдокия Васильевна.
— Интересно… — удивился я. — У вас же вроде были здесь.
— Меня тогда не было, я только убитых видела.
Вот какая она, жизнь пейзанская. Вся Москва мертвяками сожрана, а тут их даже и не видели. Не зря говорят, видать, что все новое в Москву, а селу после столицы ничего и не достается.
— Что тебе интересно? — спросила Танька. — Грохни его, пока он в воду не залез, а то придется из пруда вылавливать. Я в пруд, где покойник, в жизни не прыгну!
— А он к воде не подходит, смотри. — обратил я ее внимание на новую деталь мертвецкого поведения.
Действительно, хоть зомби явно хотелось добраться до добычи, то есть до нас, он не лез в воду, и более того, это выглядело так, как будто он опасался ее.
— Слушай, он явно боится воды. Почему?
— Не знаю. — пожала плечами Татьяна. — Я вообще не видела, чтобы они хоть чего-нибудь боялись.
— Я тоже так думал, а тут на тебе. — сказал я и повернулся к хозяйке: — Евдокия Васильевна, стрельбы не боитесь?
— Боюсь. Но ты стреляй, ну его. — махнула она рукой. — Страшный он какой то, аж мороз по спине.
Я просунул левый локоть под коротко подтянутый ремень карабина, так, что когда я его взял наизготовку, согнутая рука встала в распор, ремень натянулся и прижал цевье к ладони. Ствол уставился на цель так, как будто его на опоре разместили. Подвел верхний шеврон прицельной сетки на лоб мертвяка, глядящего явно не на нас, а на воду, и нажал на спуск. Раскатисто треснул выстрел карабина, мертвяк упал навзничь. Сзади послышались бегущие шаги, к нам подбежали Леха с Викой, у обоих оружие в руках.
— Что случилось? — спросила Вика с ходу.
— Мертвяк из леса вышел, местный. — ответил я. — Они, похоже, к своим местам жительства все стремятся. И еще кое-что — он боялся воды.
— Боялся? — с недоверием спросил Леха.
— Боялся. — подтвердила мои слова Татьяна. — Точно боялся, без вариантов, даже близко не подошел. Нас видел, мы ему с виду вкусными казались, все в норме, но вода его пугала.
— Убрать бы его надо, а то будет тут идиллический пейзаж портить. — сказала Вика.
— Вы идите в баньку, а за ним подъедут. — сказала Евдокия. — На выстрел народ прибежит, вот и скажу им, чтобы увезли его. Он холостой, только сестра здесь, вот ей и отнесут пусть. И батюшке скажем, отпевать надо.
Вот те раз! А ведь у меня и в мыслях не было его хоронить. И до этого ни разу не было. Зомби — они и в Африке зомби. Но одно дело в Москве и после, в Солнечногорске, когда все зомби, бросавшиеся на нас, были людьми незнакомыми, просто монстрами из фильма ужасов. А здесь, в деревне? Чуть ведь глупость не сделали. Такой косяк мог бы быть, что дальше некуда. Сейчас бы мы оттащили его куда-нибудь в сторонку и скинули в яму, а его односельчане нас бы отсюда на пендалях обратно до Москвы бы погнали. Слава богу, что Евдокия здесь была. Меня аж в пот кинуло, при мысли, как могли накосячить.