Эпоха мертвых
Шрифт:
— Позовите Мейстера, — велел Вейдэль. — Хочу немного развеяться.
— Не нужно беспокоить этих никчёмных пустомель! — тоненький голосок раздался у дверей, и в тронный зал вбежал горбатый карлик в ярко-красной одежде, на животе перехваченной золотым поясом. — Я всегда появляюсь сам и, заметьте, неизменно вовремя. Ну, чего встали?! — бросил он Слугам. — Убирайтесь! Не видите, вы надоели Повелителю?
Вейдэль с улыбкой отпустил Слуг и поудобнее устроился на троне, окидывая придворного шута ироничным взглядом.
— Мой князь желает развлечься? — карлик расшаркался, едва удерживая равновесия. При этом его левый глаз, горящий, словно тлеющий уголёк, вперился в лицо Вейдэля. — Могу
— Пожалуй, — милостиво согласился Вейдэль.
Шут Мейстер всегда знал, как поднять ему настроение. Неистощимый на выдумки, грубый и циничный, он был живым символом Бальгона.
— Тогда позволь, князь, примоститься у твоих ног, — с этими словами карлик подковылял к трону и уселся на нижнюю ступеньку. — Так тебе будет удобнее пнуть меня, если мой рассказ не понравится, — пояснил он.
— Начинай, — велел Вейдэль.
— Хорошо. Итак, в некотором королевстве жил один жестокий правитель. Он прославился тем, что обожал сажать людей на кол. Для этого он часто заманивал в свой замок не только врагов, но и собственных подданных, которых почитал за скот и подозревал во всевозможных изменах. Поистине ни до, ни после не было короля, способного сравниться в зверствах с этим человеком. Иногда по совершенно неизвестной причине он казнил население целой деревни, расставив по склонам холма колья различной длины.
— Поему различной? — спросил Вейдэль.
— Ваша внимательность бежит впереди вашей любознательности, князь! — восторженно завопил карлик. — Самый высокий кол предоставлялся старосте, дабы тот мог перед смертью в последний раз окинуть взглядом свои владения. Если же кольев не хватало (по нерадивости палачей, не сумевших угадать всю меру ненасытной жестокости своего господина, или же из-за нехватки леса), то остальных обречённых варили живьём, душили, вешали, колесовали, разрывали деревьями, четвертовали или ослепляли. Словом, не существовало пытки, неизвестной этому жестокому и, вероятно, безумному, тирану.
— Признайся, ты всё это выдумал, — перебил шута Вейдэль. — Никто не может быть так бесчеловечен!
— Уверяю вас, повелитель, — проговорил Мейстер, приняв обиженный вид, — что каждое слово в моём рассказе — истинная правда! Король этот существовал и прозывался Владом Драконом, а вычитал я о нём в нашем же архиве, где, как вам известно, собрано множество книг.
— Ладно, — Вейдэль махнул рукой. — Можешь продолжать.
— Благодарю, мой господин, — карлик слегка поклонился. — Так вот. Однажды этот правитель, показавшийся вашей милости столь необузданно жестоким, отмочил шутку позабористей. Он согнал на холм множество народу, и на глазах у несчастных солдаты сожгли их дома, а затем начали сажать всех подряд на колья. К вечеру склон превратился в лес безжизненных или извивающихся тел, а по его склонам рекою лилась кровь. Один из дожидавшихся своей участи содрогнулся при виде этого, и тогда прославленный правитель, о котором идёт речь в моём повествовании, велел посадить несчастного на самый высокий кол, дабы уберечь от неприятных запахов человеческих фекалий и крови. Сам он спокойно ужинал у подножия, наблюдая за агонией умирающих, — карлик остановился и выдержал паузу, ожидая, что Вейдэль засмеётся.
Правителя Бальгона действительно позабавил рассказ шута,
— Но на этом не кончается моя повесть. Был ещё и такой случай. Однажды этот правитель пригласил в свой замок бедняков, усадил их за свой стол, накормил, а затем объявил, что вся пища была отравлена, после чего преспокойно наблюдал за медленной агонией умиравших. Тех, кто мучился слишком долго и наскучил хозяину замка, добили слуги. Потом этот убийца, столь хладнокровно расправлявшийся с ни в чём не повинными людьми, не раз говаривал, что сделал это для того, чтобы искоренить в своём королевстве бедность, ибо не мог выносить страданий простого народа.
Вейдэль усмехнулся.
— Что ж, это тоже способ! — кивнул он, разглядывая мозаику на полу. — Но я предпочитаю шутки повеселее. Ты сегодня слишком мрачен, мой дорогой шут.
Карлик скорчил недоумевающую физиономию и пожал плечами.
— Ну, хорошо, у меня осталась ещё одна история, но если и она не удовлетворит Ваше Величество, то я умываю руки!
— Идёт, — согласился Вейдэль. — Подожди только, пока я позову слугу. Думаю, ты не откажешься промочить горло.
— Разумеется, нет! — отозвался Мейстер.
Когда слуга принёс графин и два наполненных золотистым вином бокала, Вейдэль подал один карлику, а другой взял себе.
— За то, чтобы твои шутки стали веселее, и мне не пришлось искать нового шута! — провозгласил он и пригубил вино.
— Выпью за это с удовольствием! — отозвался Мейстер, залпом осушая бокал. — Теперь я могу продолжать?
— Пожалуй.
— Ну, так вот. Всё у того же правителя была любовница. Застав его однажды в дурном расположении духа, она решила развеселить его, сообщив, что беременна. Поистине, только женщине могло взбрести в голову воспользоваться столь сомнительным способом поднять мужчине настроение! Словом, как и следовало ожидать, её любовник отнюдь не обрадовался новости, обвинил свою пассию во лжи и, чтобы тут же уличить её, выхватил меч и распорол ей живот…
— Хватит! — прервал карлика Вейдэль, ставя бокал на подлокотник. — Убирайся, мне не нравятся твои шутки!
Мейстер скатился со ступеньки и принял обиженную позу.
— Ты меня слышал? — спросил Вейдэль. — Оставь меня!
Шут мигом ретировался за дверь, семеня коротенькими ножками, похожий в своём алом костюме на перезрелый помидор.
Вызвав слуг, Вейдэль велел унести из тронного зала светильники и направился в свои покои. По пути его мысли вернулись в прежнее русло. От решения Оракула зависело многое. Действовать по указанию бога — это одно, а подчиниться голосованию — совсем другое. Лучше бы Молох на этот раз внял зову и объявил свою волю. Конечно, война с Малдонией начнётся в любом случае, но кто её развяжет — вампиры или люди — решит либо Оракул, либо Вардан.
Хотя правителем Бальгона являлся Вейдэль, его слово не всегда было последним. Мнению Большого Совета придавалось большое значение. Почти все серьёзные решения принимались на нём.
Глава 5
Вейдэль взошёл на трон после того, как погиб Грингфельд — первый созданный Молохом Прародитель и глава рода, к которому принадлежал Вейдэль. Его жена Мелисса имела статус Слуги, и как бы ни хотел он освободить её, не мог ничего поделать, разве что умереть, поскольку Хозяином она могла стать только после смерти обратившего её. Это угнетало его, он хотел, чтобы его жена была свободна, но закон посвящения в высшие вампиры оставался неизменен. Это тебе не каким-нибудь стригоем стать, «заразившись» от чёрной крови павшей Звезды.