Эпоха последних слов
Шрифт:
Близнецы срезали с шеи заскорузлую петлю, оттащили тело с дороги настолько далеко, насколько позволил бурелом, положили под упавшей березой, завалили хворостом. Такого кургана не хватит, чтобы защитить тело от лесных зверей, но укрыть его от глаз прямоходящих хищников он в состоянии.
Отсалютовав неизвестному соратнику, братья вернулись на тракт и продолжили путь. Только теперь им стало не до шуток или споров: положив ладони на рукояти мечей, они встревожено озирались, напряженно замирали при каждом шорохе, доносившемся из чащи. Лесная тишина соткана из скрипов и шелестов, шуршания и шепотов — она без
Через три с половиной мили близнецы добрались до постоялого двора. Покосившийся двухэтажный дом, стоявший чуть в стороне от дороги, утопал в зарослях малины. Черные дыры окон безучастно пялились в пространство, и выдержать этот пустой взгляд оказалось не так-то просто. Тракт здесь был перегорожен внушительным бревном, уложенным на двух пнях на высоте груди. Рядом, облокотившись на бревно, стоял высокий тощий человек в одежде, сшитой из разноцветных лоскутов. Голова его была чисто выбрита, и всю правую сторону ее покрывала татуировка: в невнятной композиции отчетливо выделялись изображения трех черепов.
Увидев рыцарей, тощий расплылся в улыбке, продемонстрировав полное отсутствие зубов, радостно захлопал в ладоши.
— Милошти прошим, хошпода хорошие! — прошамкал он, без перерыва моргая. — Рады, понимаш ли, приветштвовать ваш!
— И ты здравствуй, — отозвался Рихард. — Не скажешь ли, как называется это место?
— Отчехо ш не шкажать. Ижвештно, «Медвежий двор».
Братья переглянулись.
— Двор?
— Он шамый. Раньше вывешка вишела, а потом шгнила.
— А ты хозяин?
— Можно и так шкажать. Но наштоящий хожяин-та тоже… шгнил.
Слева с легким шорохом раздвинулись кусты, выпуская плечистого детину, заросшего черной бородой до самых глаз. В руках у него находилась внушительных размеров дубина, ощетинившаяся множеством ржавых гвоздей.
— Начишто шгнил, — продолжал тощий. — И вы шгниете. Рытшари, шмотрю! — он указал на выполненные в виде орденского герба нефритовые фибулы, которыми были застегнуты плащи братьев. — Давеча проежжал тоже один рытшарь. «Далеко ли до Жаштавных Башен», шпрашивал. Дык мы ему объяшнили, што он больше никуда не едет. Небошь, видали его, а? Так-то. Раньше вы на наш охотилишь, теперь наш черед.
Рихард только сейчас вспомнил, что означает татуировка на голове шепелявого. Банда Трех Черепов объявилась в этих краях лет двенадцать назад и успела натворить немало черных дел, прежде чем Паладины расправились с ней. В Ордене считалось, что банда уничтожена полностью, но, судя по всему, это было не так.
В одном из окон постоялого двора возникла хмурая женщина в лохмотьях и, взгромоздив на подоконник арбалет, направила его на близнецов. Еще двое вооруженных луками бандитов возникли на крыльце. Шепелявый достал из сапога длинный нож, подмигнул хозяину дубины:
— Удачный выдалша денек, да, штарик? Еще не пообедали, а штолько народу уже…
— А у нас нет ничего, — сказал Вольфганг. — Сами надеялись найти, чем поживиться.
— А нам и не надо, — сказал шепелявый. — У того рытшаря тоже нишего не было. Ражве ж все ради наживы делаетша? Надо же ж иной раж и для шебя, для души…
Внутри постоялого двора вдруг послышалась какая-то возня.
— Да, гномова мать! — выругался
Возня прекратилась, но тут же раздался протяжный треск, потом гулкий грохот, будто что-то тяжелое упало с большой высоты, а сразу за грохотом последовал рев — злой, хриплый, явно звериный.
На какое-то мгновение внимание всех бандитов оказалось приковано к дверям постоялого двора. Именно в это мгновение близнецы начали действовать. Выхватив мечи, они бросились вперед, не сговариваясь, не планируя, но интуитивно чувствуя намерения друг друга. Время тренировок прошло, теперь клинки заточены, а противник не подаст руки, сбив тебя с ног. Теперь ты и сам не станешь спешить с проявлением благородства, единственной наградой за которое будет удар в спину.
С тяжелым стуком выстрелил арбалет, но болт, никого не задев, воткнулся в землю — туда, где только что стояли двое молодых рыцарей.
Вольфганг атаковал шепелявого, который оказался на удивление умелым бойцом: легко отразив несколько хитрых выпадов, он сам перешел в наступление, несмотря на то, что его нож был почти втрое короче меча. Вольфгангу пришлось отступать, стараясь удерживать врага между собой и крыльцом, чтобы не получить стрелу промеж лопаток.
Рихард напал на бородатого. Клинок сразу же застрял среди гвоздей дубины, бандит одним резким движением вырвал оружие из рук рыцаря. Рихард отпрыгнул, увернулся от размашистого удара, выхватил кинжал и, поднырнув под бревном, замер, ожидая, что предпримет бородач. Если бы тот попробовал преодолеть бревно снизу или сверху, то наверняка стал бы уязвим, пусть и на очень короткое время. Реши он обойти препятствие сбоку, Рихард успел бы повторить маневр в обратную сторону.
Но бородач кинулся на помощь шепелявому, заходя к Вольфгангу справа. Тот вряд ли смог бы противостоять сразу двоим, да и тяжелая дубина не оставляла клинку никаких шансов.
Женщина в окне спешно взводила арбалет, лучники на крыльце уже натянули тетивы, целясь в открывшегося Рихарда. Расстояние не превышало двадцати шагов, нечего было и думать увернуться от стрел, но еще имелась пара секунд в запасе, чтобы нырнуть в кусты на обочине. Однако вместо этого Рихард размахнулся и метнул кинжал в спину бородача — метнул по всем правилам, так, как их учили в Заставных Башнях. От подобных бросков не всякая кольчуга спасает, а на бандите была только старая кожаная куртка. Кинжал угодил в основание шеи, вошел глубоко, почти по самую рукоять. Выронив дубину, бородач сделал три неуверенных шага в сторону, нелепо взмахнул руками и повалился на землю, так и не издав ни звука.
Но Рихард этого уже не увидел. Потому что лучники спустили тетивы сразу после его броска. Одна стрела, летевшая слишком низко, чиркнула по бревну и, переломившись, ушла в сторону. А вторая попала рыцарю под левую ключицу. Удар был такой силы, что Рихарда опрокинуло на дорогу. Небо, налитое густой синевой, распростерлось над ним, готовое принять блудного сына. Он не чувствовал ни боли, ни страха, и, вопреки тому, что левая рука отказывалась повиноваться, попытался подняться. Ему почти удалось, оставалось только встать с колен, но тут еще одна стрела ткнула его в ребра, а арбалетный болт, выпущенный из окна второго этажа, пригвоздил правую ладонь к земле.